пару секунд Дана услышала, как сзади подошла Хильда.
— Прости.
Дана помотала головой.
— Просто видеть его снова…Всё возвращается.
— Знаю. Больно смотреть на тебя в таком состоянии.
Дана повернулась, прикусив губу, и кивнула, давая выход слезам. Хильда притянула её к себе.
— Может, ты и права, и стоит просто убить засранца. Возможно, это единственный способ для тебя освободиться от него.
Хильда пошутила, но Дана знала, что и потом Хад Сэвэдж будет её преследовать. К тому же, после вчерашней ночи она поняла, что совсем не хочет его смерти. Она вытерла слёзы и заявила:
— Хад вчера остался у меня на ночь.
Подруга взметнула брови вверх.
— Не может быть.
— Он спал на диване.
Дана почти застонала, вспомнив, как утром, спустившись вниз, увидела обнажённую грудь Хада. Плед, который она ему дала, сбился до талии. Хад загорел под солнцем Южной Калифорнии, а его мускулы укрепились от тренировок.
— Дана, в чём дело?
Девушка избавилась от заманчивого образа и глотнула латте. Так же чудесно, как и её подруга.
— Долгая история.
Она рассказала Хильде о событиях прошлой ночи.
— И вот теперь я выгляжу так, словно совсем не спала, потому что так и было. — Она тряхнула головой. — Хильда, я не понимаю, зачем кому-то такое проделывать.
— Голос по телефону был мужским или женским?
— Не знаю. Его изменили.
Она вздрогнула и сделала ещё глоток кофе. Он окутал её теплом от горла до кончиков пальцев ног, и Дана начала немного расслабляться. Днём всё это не так пугало.
— Знаешь, что меня беспокоит больше всего? Тот, кто повесил куклу в колодец, взял её из дома. И оставил там конфеты.
— Все знают, что ты никогда не запираешь двери, — заметила Хильда.
— Теперь запираю. Просто не могу понять, почему мне угрожают. Скорее всего, всё дело в останках, найденных в колодце.
В дверь негромко постучали и обе женщины повернулись, чтобы увидеть, как их первый покупатель, Китти Рэндольф, смотрит на часы.
— Она рано пришла, но мы же впустим её, да? — засмеялась Хильда. — Уверена, что сможешь работать сегодня?
— Поверь, да я бы сошла с ума, оставаясь дома, — ответила Дана, подходя к двери, чтобы отпереть её и повесить табличку «Открыто». — Доброе утро, миссис Рэндольф.
— Дана, — произнесла та и добавила в качестве приветствия, — Хильда.
Китти была миниатюрной женщиной с седыми волосами, круглым приветливым лицом и ярко-голубыми глазами.
— Я хотела ответить вам по поводу благотворительного вечера, — начала Дана, сразу же почувствовав вину, что не сделала этого.
Китти похлопала по её кисти своей морщинистой рукой.
— Ну-ну, дорогая, не волнуйся на этот счёт. Я знаю, что за ужасные события произошли на ранчо. Ты должна всё мне рассказать, пока подбираешь мне нитки под этот цвет. — Она вытащила пару голубых брюк из сумки, висящей на руке. — Мне нужно подшить их. Ненавижу это, но я с каждым днём становлюсь всё меньше и меньше. — Она хохотнула. — Итак, что там насчёт тела в колодце? — спросила вдова заговорщицким тоном и прошла к стойке с нитками.
Дана взяла несколько катушек и поднесла их к брюкам из сумки Китти Рэндольф. Она кратко рассказала женщине о находке из колодца.
— Есть ли мысли, кто она такая? — спросила Китти.
Дана покачала головой.
— Мы можем никогда не узнать.
Китти купила нитки и ушла, пообещав в следующий раз занести своё чудесное печенье с кусочками шоколада.
Вооружившись фотографиями и информацией об изумрудном кольце, найденном в колодце, Хад первым делом поехал в Боузман. Ювелирный был одним из небольших фешенебельных магазинчиков на Мэйн-стрит. Хад постучал в дверь, прямо над табличкой «Закрыто», и подтянутый седоволосый мужчина открыл ему.
— Шериф Сэвэдж, — сказал ювелир, протягивая руку. — Быстро добрались.
Хад отдал ему снимки и бумаги с информацией о находке.
— О да, — заметил Брэд Эндрюс, изучая фото, — Я очень хорошо помню это кольцо. Изумруд грушевидной формы, весом в один карат, обрамлённый двумя бриллиантами в пол-карата, по одному с каждой стороны. Прекрасный экземпляр. Такой всегда заметишь на женщине.
Он поднял взгляд, продолжая кивать.
— Вы можете сказать, кто приобрёл кольцо? — спросил Хад.
— Конечно. Такую вещь не так-то просто забыть. Это был подарок на двадцатипятилетие свадьбы. Судья Рэндольф купил его для своей жены, Китти.
После ухода Китти Рэндольф ещё несколько женщин из каньона посетили 'Иголки и булавки', использовав ткани или нитки как предлог, чтобы разузнать о произошедшем на ранчо Кардуэлл. Дана догадывалась, как пройдёт этот день, но лучше быть здесь, а не дома одной. По крайней мере она так считала до тех пор, пока не прозвенел колокольчик на двери магазина, и самый последний человек, которого ей хотелось бы видеть, не зашёл внутрь. Дана оторвалась от ткани, на которую ставила ценники, и выдохнула проклятие. Хильда отправилась на почту, чтобы отослать заказ, так что Дана осталась одна и ей некуда было бежать, когда её сестра Стейси вошла в помещение.
Почти испуганная, она огляделась, и медленно двинулась к прилавку. Дана ожидала, гадая, что сестре здесь понадобилось. Стейси не шила и, насколько знала Дана, вообще никогда раньше не была в таком магазине.
У старшей на два года сестры были такие же, как у Даны тёмные волосы и глаза, но на этом всё сходство заканчивалось. В отличие от Даны-сорванца, стройная как тростинка Стейси была очень женственной, настоящей красавицей. Стейси ненавидела ранчо и с самого юного возраста мечтала жить в городе с асфальтированными улицами.
— Больше не хочу чувствовать запах коровьего навоза, — сказала она, когда покинула дом в возрасте восемнадцати лет. — И ни за что не выйду замуж за ковбоя.
Дана всегда считала, что Стейси надо было быть более конкретной, говоря о желаемом спутнике жизни. Выйдя замуж в девятнадцать, к двадцати двум сестра уже развелась, нашла ещё одного супруга в двадцать четыре, развелась в двадцать девять, вновь вышла замуж, когда ей исполнилось тридцать два и опять развелась. Но ни один из мужей не был ковбоем.
— Привет, Дана, — тихо произнесла Стейси.
— Могу ли я вам чем-нибудь помочь? — спросила Дана тоном продавца.
Стейси покраснела.
— Я…нет…я не за покупками пришла. — Она вцепилась в сумочку, нервно водя пальцами по дорогой коже. — Я просто хотела поговорить.
Дана не видела и не говорила с сестрой со дня похорон матери. И сейчас желания общаться не было.
— Не думаю, что у нас есть темы для обсуждения.
