Аженор покатился по пыльной земле, Мюзарон вдогонку мавру пустил стрелу, но та пролетела мимо, и Мотриль, словно убегающий волк, скрылся за горами трупов и поскакал в сторону Монтеля.
В эти минуты дон Педро видел, как падают один за другим его воины. Он, как говорится, ощущал на лице дыхание своих самых ожесточенных преследователей. Один их них срубил ему гребень на шлеме и убил его знаменосца; но то, что опозорило государя, спасло ему жизнь.
Дона Педро невозможно было узнать. Вокруг него бушевала бессмысленная бойня. И тут какой-то английский рыцарь в черных доспехах, с плотно закрытым забралом, схватил под уздцы его коня и вырвал его с поля боя. Лишь четыреста всадников, поставленных его осторожным другом за небольшим холмиком, сопровождали короля-беглеца. Это все, что осталось у дона Педро от восьмидесяти тысяч солдат, которые еще в начале утра были живы.
По равнине во все стороны разбегались люди, и Бертран не сумел отличить короля от других воинов; никто даже точно не знал, жив ли дон Педро. Поэтому коннетабль наудачу послал преследовать беглецов свой резерв и полторы тысячи всадников Оливье де Мони; и все же дону Педро удалось уйти благодаря своим превосходным коням. Никто и не подумал гнаться за ним; впрочем, никто его не опознал. Он ничем не выделялся среди прочих беглецов.
Но Аженор, знающий дорогу на Монтель и причину того, почему дон Педро стремится укрыться в замке, зорко следил за всем. Он видел, как в ту же сторону умчался Мотриль, разгадал, кто англичанин, столь кстати пришедший на помощь дону Педро; видел отряд всадников, сопровождавший человека, который намного его опережал на своем резвом великолепном коне. Аженор узнал короля по его разбитому шлему и окровавленным золотым шпорам, по той страстности, с какой король издалека вглядывался в башни замка Монтель. Аженор озирался по сторонам и искал поблизости глазами какой-нибудь отряд, который мог бы помочь ему преследовать короля и отрезать путь к отступлению его четыремстам всадникам.
Он заметил только Виллана Заику с его тысячью ста конниками, которые спешились, чтобы перевести дух, дать отдохнуть лошадям, а затем вновь продолжать погоню.
Бертран Дюгеклен вовсе не намеревался преследовать беглецов и добивать их повсюду.
– Мессир, – крикнул Аженор Заике, – скорее помогите мне, если хотите захватить короля дона Педро, который убегает в замок.
– Вы в этом уверены? – вскричал Виллан Заика.
– Как в себе самом, мессир! – ответил Молеон. – Я знаю командира этих всадников, это Каверлэ. Вероятно, он так тщательно охраняет короля лишь с одной целью: хочет взять его голыми руками и продать за выкуп, ведь Каверлэ – наемник…
– Понятно! – сказал Виллан Заика. – Но нельзя допустить, чтобы такая удача выпала англичанину, когда здесь мы, славные французские копейщики. – И, повернувшись к своим всадникам, крикнул: – Все – по коням! А десять всадников пусть известят сеньора коннетабля, что мы поехали в Монтель брать побежденного короля.
Бретонцы с такой яростью бросились в погоню, что почти нагнали королевскую свиту.
Командир англичан сразу же разбил свой отряд на две группы; одна последовала за тем, кого считали королем; другая решительно преградила бретонцам путь.
– Вперед! Вперед! – кричал Аженор. – Они лишь хотят выиграть время и позволить королю укрыться в замке.
К несчастью для бретонцев, перед ними открывалось ущелье; чтобы нагнать убегавших англичан, необходимо было перестроиться по шесть всадников в ряд.
– Мы упустим их! Они уходят! – кричал Молеон. – Смелей, бретонцы! Смелей!
– Нет, это мы тебя упустим, чертов беарнец! – кричал англичанин – командир эскорта. – Кстати, если хочешь взять нас, иди сюда!
Он говорил с такой уверенностью потому, что Аженор, увлеченный атакой и подгоняемый ревностью, обогнал своих товарищей и появился перед двумя сотнями английских всадников почти в одиночестве. Грозная опасность не останавливала отважного молодого человека: он все глубже вонзал шпоры в бока своего коня, побелевшего от пены.
Каверлэ был не из робкого десятка, и его природная жестокость, кстати, отлично гармонировала с надеждой на верную победу. Окруженный своими солдатами, он ждал Аженора, крепко сидя в седле.
Тогда все увидели необычную картину: одинокий рыцарь, пригнув голову, несся на двести вытянутых копий.
– Эй, трусливый англичанин! – кричал издалека Виллан Заика… – О, трус, трус! Стойте, Молеон, хватит рыцарства! Трусливый, подлый англичанин!
Каверлэ охватил стыд: он все-таки был рыцарем и обязан был обменяться ударами копья один на один, чтобы не опозорить свои золотые шпоры и Англию.
Он выехал вперед и занял боевую позицию.
– Твой меч уже у меня, – крикнул он Молеону, который надвигался на него как ураган. – Здесь тебе не монтельская пещера, и сейчас у меня будет все твое оружие.
– Поэтому сперва возьми-ка копье, – ответил молодой человек и с такой нечеловеческой силой выбросил вперед копье, что вышиб англичанина из седла, сбив его вместе с лошадью на землю.
– Ура! – заорали бретонцы, опьянев от радости и кидаясь вперед.
Видя это, англичане развернули коней и пустились догонять своих, что разбежались по равнине; бросив короля, которого конь уносил к замку Монтель, Каверлэ приподнялся с трудом: у него был перебит позвоночник; конь, пытаясь скинуть всадника, ударил его копытом в грудь и снова припечатал к земле, где расползалась лужа черной крови.
– Ах, черт! – прошептал он. – Это конец, больше я никого не возьму… я умираю…
И замолк…
В это мгновенье надвинулась бретонская кавалерия, и тысяча сто коней, отягощенных всадниками в
