– Но?! – повторил король, беря у него из рук письмо. – Что там еще случилось?
– Прочтите сами, сир.
– Разбит и погиб! – пробормотал король. – Принц из королевского дома Франции убит, прикончен этими бандитами. И наш святой отец молчит. А ведь от Авиньона до Парижа не так далеко.
– Что прикажете, сир? – спросил доктор.
– Ничего! Вы хотите, чтобы я приказывал в отсутствие Дюгеклена? А нет ли среди писем послания от моего брата, короля Венгрии?[96]
– Нет, сир, – робко ответил доктор, видя, как постепенно накапливается груз бед, обрушивающихся на несчастного короля.
– Что в Бретани?
– Война по-прежнему в разгаре, граф де Монфор[97] добился превосходства. Карл V воздел к небу не столько печальный, сколько мечтательный взгляд.
– Великий Боже! – прошептал он. – Неужели оставишь ты Францию? Мой отец был добрым королем, но слишком воинственным; я же, Господи, благоговейно принял испытания, что ты мне ниспослал; я всегда стремился сберечь кровь твоих созданий, считая тех, над кем ты меня поставил, людьми, за которых я должен держать ответ перед тобой, а не рабами, чью кровь я могу проливать по своей прихоти. И все-таки никто не отблагодарил меня за мою человечность, даже ты, Господи! Я хочу воздвигнуть преграду варварству, что отбрасывает мир в хаос. Намерение это благое, я уверен, но ведь никто не помогает мне, никто меня не понимает!
И король в задумчивости опустил на руку голову.
В эту секунду послышался громкий звон фанфар и до рассеянного слуха короля донеслись приветственные крики с улицы. Паж перестал дразнить сокола и вопрошающе посмотрел на доктора.
– Ступайте и посмотрите, что происходит, – сказал ему доктор. – Сир, вы слышите фанфары? – повернувшись к королю, спросил он.
– Государь, это мессир Бертран Дюгеклен, возвращающийся из Авиньона, входит в город, – сообщил прибежавший назад паж.
«Пусть приходит с миром, – подумал король, – хотя возвращается он с большей, чем мне хотелось бы, помпой».
И он живо поднялся, спеша навстречу Д юге клену; но не успел он дойти до конца аллеи, как под сводом листвы появилась большая колонна людей, хлынувших в садовые ворота; то были ликующие горожане, стражники и рыцари; они окружали крупноголового и широкоплечего человека среднего роста, у которого были кривые ноги из-за постоянной езды верхом.
Это был мессир Бертран Дюгеклен; лицо у него было простое, но доброе, глаза светились умом; он улыбался и приветствовал горожан, стражников и рыцарей, осыпавших его благословениями.
В этот момент на другом конце аллеи показался король; все склонились в поклоне, а Бертран Дюгеклен быстро сбежал по лестнице, спеша изъявить почтение государю.
«Они падают передо мной ниц, – шептал про себя Карл, – но улыбаются Дюгеклену, они уважают меня, но не любят. Он ведь олицетворяет ту ложную славу, которая неотразимо действует на их пошлые души, я для них олицетворяю мир, который для этих недальновидных людей означает позор и покорность. Эти люди принадлежат своему времени, а я – другому, и я скорее сведу их всех в могилу, чем стану навязывать им перемены, не соответствующие ни их вкусам, ни их привычкам. Однако, если Бог даст мне силы, я им не уступлю».
Потом, спокойно и благожелательно посмотрев на воина, преклонившего перед ним колено, король громко сказал:
– Добро пожаловать, – и протянул Дюгеклену руку с тем изяществом, которое, словно нежный аромат, исходило от него.
Дюгеклен припал к королевской руке.
– Славный король, вот я и приехал, – поднимаясь с колен, сказал рыцарь. – Я, как изволите видеть, поспешил и привез новости.
– Добрые? – спросил король.
– Да, сир, очень добрые. Я собрал три тысячи копейщиков.
Народ, узнав о подкреплении, которое привел им храбрый полководец, встретил эту новость одобрительными возгласами.
– Это весьма кстати, – ответил Карл, не желая смущать радость, которую слова Дюгеклена вызвали среди восхищенных людей.
Потом он тихо шепнул Дюгеклену:
– Увы, мессир, не было нужды набирать еще три тысячи копейщиков, лучше бы сократить их количество на шесть тысяч. Нам всегда будет хватать солдат, если мы будем знать, как их использовать.
И, взяв под руку славного рыцаря, очарованного подобной честью, король поднялся с ним по лестнице, прошел сквозь толпу горожан, придворных, стражников, рыцарей и женщин, которые, видя доброе согласие, установившееся между королем и полководцем – все возлагали на это согласие свои надежды, – кричали «ура» так громко, что потолки дрожали.
Карл V, приветствуя всех взмахом руки и улыбкой, провел бретонского рыцаря в большую галерею (она предназначалась для аудиенций), примыкавшую к его покоям. Толпа провожала их криками, которые были слышны даже тогда, когда король закрыл за собой дверь.
– Сир, с помощью Неба и любви этих славных людей, – начал Бертран, светясь радостью, – вы вернете себе все свое наследство, и я твердо уверен, что через два года удачной войны…
– Но чтобы вести войну, Бертран, нужна армия, необходимо много денег, а у нас их нет.
