заводилой.
— Не мне?
— Да, да, не вам.
— Я вовсе не имела в виду ее добродетель, — стала оправдываться София, крайне уязвленная тем красноречивым ударением, которое ее отец сделал на слове «вам», да еще и подчеркнул его, повторив. — Я просто сказала, что она будет заниматься там опытами, вот и все.
— Пусть себе занимается химией, фехтованием, креслами на колесиках, пусть играет на флейте или стучит на барабане, пусть терзает клавесин или пиликает на скрипке, что худого вы в этом видите?
— Я говорю, она займется политикой.
Людовик XV вздрогнул.
— Она будет изучать философию, теологию, продолжать комментарий к булле Unigenitus,[78] таким образом, на фоне ее занятий теориями правления государством, метафизическими системами, богословием мы, вся наша семья, будем выглядеть бесполезными…
— Если это приведет вашу сестру в рай, что вы видите в этом худого? — снова задал вопрос Людовик XV, тем не менее неприятно пораженный совпадением между обвинением, выдвинутым Вороной, и политической диатрибой, которой мадам Луиза подогрела свой уход в монастырь. — Быть может, вы завидуете ее будущему блаженству? Это свидетельствовало бы о том, что вы дурные христианки.
— Да нет же, Господи! — воскликнула принцесса Виктория. — Пусть она отправляется куда угодно, но только я за нею не последую.
— Я тоже, — подхватила принцесса Аделаида.
— И я, — присоединилась к ним принцесса София.
— К тому же она ненавидит нас, — добавила принцесса Аделаида.
— Вас? — переспросил Людовик XV.
— Да, да, нас, — подтвердили две другие сестры.
— Поверьте мне, бедняжка Луиза выбрала рай, лишь бы не встретиться со своими родственниками, — сказал король.
Острота вызвала довольно кислый смешок у принцесс. Аделаида, старшая из трех, похоже, напрягала все свои умственные способности, дабы нанести королю разящий удар, поскольку все предыдущие лишь скользили по его броне.
— Сударыни, — произнесла она жеманным тоном, свойственным ей, когда она выходила из обычной своей апатии, из-за которой отец и прозвал ее Тряпкой, — сударыни, вы не сочли возможным или не осмелились открыть королю подлинную причину ухода Луизы в монастырь.
— Ну что, еще какая-нибудь гадость? — поинтересовался король. — Давайте, Тряпка, выкладывайте.
— О государь, я понимаю, — продолжала она, — что это будет вам неприятно.
— Скажите лучше, надеетесь — так будет вернее.
Аделаида прикусила с досады губу, но тем не менее не отступила.
— Я намерена открыть вам правду.
— Недурное начало! Правду! Избавьтесь от привычки произносить подобные вещи. Разве я говорил когда-нибудь правду? Однако же, слава Богу, неплохо себя чувствую!
И Людовик XV пожал плечами.
— Скажите, сестрица, скажите! — настаивали две другие принцессы, горевшие желанием узнать, что это за причина, которая должна так уязвить короля.
— Какая доброта, какое благородство сердец! — пробормотал Людовик XV. — Как они любят отца!
Но он тут же утешился, подумав, что сумеет им отплатить.
— Так вот, — продолжала Аделаида, — наша сестра Луиза, которая придает такое огромное значение этикету, больше всего боялась…
— Чего же? — задал вопрос Людовик XV. — Договаривайте, раз уж начали.
— Хорошо, государь, скажу. Она боялась вторжения новых людей.
— Вы сказали, вторжения? — переспросил король, крайне недовольный таким началом; он заранее знал, к чему ведет дочь. — Вторжения? Кто же вторгся ко мне? Неужто кто-то может вынудить меня принять его, если я этого не желаю?
То был ловкий ход, способный решительно изменить направление разговора. Однако Аделаида была слишком искушена в злословии, чтобы позволить сбить себя с толку как раз тогда, когда она собралась сделать пакость.
— Я неверно выразилась и выбрала неточное слово. Вместо «вторжение» правильней было бы сказать «проникновение».
— Это уже лучше, — заметил король. — Признаюсь, то слово меня несколько коробило, я предпочитаю «проникновение».
— И однако, государь, — продолжала Аделаида, — это тоже не совсем точное слово.
— А какое же, по-вашему, точнее?
— «Представление».
— Да, да! — поддержали старшую две другие сестры. — Вот оно, верное слово!
Король поджал губы.
— Вы так полагаете? — произнес он.
— Да, — подтвердила Аделаида. — Я хочу сказать, что наша сестра очень боялась представления новых особ ко двору.
— И что же дальше? — спросил король, которому очень хотелось поскорей покончить со всем этим.
— Дальше? Она боялась, что ей придется увидеть, как ко двору будет представлена графиня Дюбарри.
— Продолжайте же! — воскликнул король не в силах сдерживать раздражения. — Продолжайте! Договаривайте и перестаньте ходить вокруг да около! Черт побери, вы слишком долго заставляете вас ждать, госпожа Правда!
— Государь, — отвечала принцесса Аделаида, — я так долго не говорила вашему величеству то, что высказала сейчас, по одной-единственной причине: меня сдерживало почтение, и лишь приказание вашего величества вынудило меня разомкнуть уста и заговорить об этом предмете.
— Ах, вот как! И при том, что вы не размыкали эти самые ваши уста, держали рот на замке, молчали, не злословили…
— Это тем не менее правда, государь, — продолжала Аделаида, — и я полагаю, что открыла подлинную причину ухода сестры в монастырь.
— Так вот, вы заблуждаетесь!
— Нет, государь, — одновременно воскликнули, энергично тряся головами, принцессы Виктория и София, — мы совершенно уверены.
— Ой-ой! — воскликнул Людовик XV, ну точь-в-точь как отец из мольеровской комедии[79]. — Но, полагаю, все остальные не присоединятся к вашему мнению. Итак, похоже, у меня в семье созрел заговор с целью не допустить до этого представления. Вот почему вас нет, когда вам хотят сделать визит, вот почему вы не отвечаете ни на прошения, ни на просьбы об аудиенции.
— На какие прошения, на какие просьбы об аудиенции? — удивилась принцесса Аделаида.
— Да вы же знаете: на прошения мадемуазель Жанны Вобернье, — объяснила принцесса София.
— Нет, на просьбы об аудиенции мадемуазель Ланж, — поправила принцесса Виктория.
Разъяренный Людовик XV вскочил; взор его, обычно такой спокойный и благосклонный, сверкал огнем, и огонь этот не предвещал трем сестрам ничего хорошего. А поскольку среди трио принцесс не было героини, способной вынести отцовский гнев, все три склонили головы перед грозой.
— Ну, вот я и получил доказательство, что не ошибся, говоря, что лучшая из вас покинула меня, — бросил им король.
— Государь, — заметила Аделаида, — ваше величество относится к нам хуже, чем к своим
