— Забыли, похоронили, погребли, сударыня, и нужно по меньшей мере чудо, а чудеса, как вы знаете, случаются редко…
— О, да! — со вздохом согласилась графиня.
Г-н Флажо ответствовал вздохом в тон ей.
— Послушайте, господин Флажо, — обратилась к нему графиня Беарнская. — Хотите, я вам признаюсь?
— Признайтесь, сударыня.
— Я этого не переживу.
— О, мне думается, вы преувеличиваете.
— Господи! Господи! — сокрушалась бедная графиня. — У меня просто-напросто силы на исходе.
— Мужайтесь, ваше сиятельство, мужайтесь, — подбодрил ее Флажо.
— Но неужели вы ничего не можете мне посоветовать?
— Разумеется, могу. И вот вам мой совет: возвращайтесь к себе и отныне не верьте никому, кто бы ни приехал от моего имени, если он не предъявит вам письмо от меня.
— Мне действительно следует возвратиться к себе.
— Да, это будет самое разумное.
— Поверьте мне, господин Флажо, — простонала графиня, — больше мы с вами не увидимся, по крайней мере на этом свете.
— Какой ужас!
— У меня есть безжалостные враги.
— Готов присягнуть, это фортель Салюсов.
— И уж всяко, фортель крайне мелочный.
— Да, весьма жалкий, — согласился г-н Флажо.
— Ах, дорогой господин Флажо! — воскликнула графиня. — Правосудие — это поистине вертеп Какуса![85]
— А почему? — вопросил адвокат. — Да потому, что правосудие перестало быть собой, потому, что на парламент оказывают давление, потому, что господин де Мопу, вместо того чтобы оставаться президентом парламента, возжелал стать канцлером.
— Знаете, господин Флажо, а вот сейчас бы я чего-нибудь выпила.
— Маргарита! — крикнул г-н Флажо.
Маргарита, удалившаяся, когда беседа приняла мирный характер, вернулась в кабинет.
Вернулась она вместе с подносом, на нем стояли те же два бокала пива, которые несколько минут назад были ею унесены.
Графиня Беарнская удостоила своего адвоката великой чести, чокнувшись с ним, неспешно выпила пиво и после печального реверанса и еще более печального прощания проследовала в прихожую.
Г-н Флажо провожал ее, держа в руке парик.
Графиня Беарнская вышла на площадку и уже нащупывала веревку, заменявшую перила, как вдруг чья-то рука легла на ее руку и чья-то голова нанесла ей удар в грудь.
И рука и голова принадлежали писцу, который сломя голову мчался вверх по крутой лестнице.
Старая графиня, подобрав юбки, начала спускаться, бурча и бранясь, а писец, оказавшись на площадке, распахнул дверь и звонким, жизнерадостным голосом, свойственным судейским канцеляристам всех времен, завопил:
— Мэтр Флажо, вот тут по беарнскому делу!
С этими словами он протянул адвокату бумагу.
Услышав свое имя, графиня взлетела по лестнице, отшвырнула писца, набросилась на мэтра Флажо, вырвала у него бумагу, затолкала его в кабинет — и на все это у нее ушло куда меньше времени, чем потребовалось писцу, чтобы получить пару оплеух, которые ему отвесила, или сделала вид, что отвесила, Маргарита в ответ на два поцелуя.
— Ну что там, мэтр Флажо? Что там написано? — закричала старуха графиня.
— Откуда ж мне знать, ваша светлость? Но если вы благоволите вернуть мне бумагу, я вам отвечу.
— Вы правы, дражайший господин Флажо. Ну, читайте же, читайте скорей!
Адвокат глянул на подпись.
— От мэтра Гильду, нашего прокурора, — сообщил он.
— О Боже!
— Он приглашает меня, — со все возрастающим изумлением продолжал г-н Флажо, — быть готовым во вторник принять участие в судебном заседании, так как наше дело назначено к рассмотрению.
— Назначено! — вскричала графиня. — Назначено! Умоляю вас, господин Флажо, не шутите этим: вторично я такой шутки не вынесу.
— Сударыня, — отвечал мэтр Флажо, ошеломленный полученным известием, — если бы тут кто-то и мог шутить, то только мэтр Гильду, но это случилось бы с ним впервые в жизни.
— А это письмо и вправду от него?
— Подписано Гильду. Взгляните.
— Действительно. Назначено сегодня утром, заседание во вторник… Так что же, мэтр Флажо, получается, эта дама, приезжавшая ко мне, вовсе не интриганка?
— Похоже, что нет.
— Но если ее посылали не вы… А вы уверены, что не посылали ее?
— Господи, да, конечно, уверен.
— Кто же тогда ее ко мне послал?
— Вот именно, кто?
— Ведь кто-то ее, в конце концов, послал.
— Я просто теряюсь в догадках.
— Я тоже. Позвольте мне, дорогой господин Флажо, еще раз перечесть письмо. Назначено, состоится, все так и написано… Слушание дела ведет господин президент Мопу.
— Черт возьми! Это действительно так?
— Вне всяких сомнений.
— Тогда дело худо.
— Почему?
— Потому что господин президент Мопу — большой друг Салюсов.
— Вы это точно знаете?
— Он от них не вылезает.
— Выходит, положение наше хуже некуда. Мне определенно не везет.
— Тем не менее словами тут не поможешь, надо сделать ему визит, — посоветовал мэтр Флажо.
— Но ведь я наткнусь на дурной прием.
— Вполне возможно.
— Что вы такое говорите, мэтр Флажо?
— Правду, сударыня.
— Мало того, что вы сами потеряли мужество, но еще и отнимаете его у меня.
— В случае председательства господина де Мопу ничего хорошего нас не ждет.
— Эх вы, Цицерон, уже готовы сдаться!
— Цицерон проиграл бы дело Лигария[86], защищай он его перед Верресом[87], а не перед Цезарем, — отвечал мэтр Флажо, без ложной скромности принявший лестное сравнение, которым его почтила графиня Беарнская.
— Значит, вы советуете мне не ходить к нему?
— Избави меня Боже, сударыня, советовать вам совершить столь опрометчивый поступок. Я единственно сожалею, что вам придется нанести этот визит.
— Господин Флажо, вы говорите, словно солдат, собирающийся дезертировать с поста.
— Сударыня, — отвечал адвокат, — я в своей жизни проиграл несколько процессов, в которых шансы на успех были гораздо выше, чем в вашем.
