моими занятиями пока еще тяготеют все опасности, которым они подвергались в средние века, и лишь острые и юные умы, такие, как ваш, благоволят к ним. Одним словом, сударыня, позвольте вам сказать, что вы избавили меня от затруднений, и я крайне признателен вам.
— Но что стало бы с вами, если бы я не пришла вам на помощь?
— Меня заключили бы в Венсен или в Бастилию, чтобы насолить королю Фридриху, которого его величество терпеть не может. Для меня нет ни малейшего сомнения, что я вышел бы оттуда, так как умею дыханием плавить камни, но на этом я лишился бы шкатулки, в которой содержатся, как я уже имел честь говорить вам, интереснейшие и бесценные формулы, по счастливой случайности вырванные наукой из вечной тьмы.
— Ах, граф, вы и успокоили, и обворожили меня. Но вы обещаете мне омолаживающий напиток?
— Разумеется.
— И когда же вы мне его дадите?
— Ну, торопиться нам некуда. Попросите его у меня лет через двадцать. Надеюсь, прекрасная графиня, сейчас вы не хотели бы стать ребенком?
— Граф, вы поистине очаровательный человек. Позвольте задать вам последний вопрос, и я вас отпущу, поскольку, как мне кажется, вы торопитесь.
— Слушаю вас, графиня.
— Вы сказали, вас кто-то предал. Это мужчина или женщина?
— Женщина.
— Ах вот что! Любовь!
— Увы, да. Любовь, удвоенная ревностью, доходящей до исступления, которая и приводит к результатам, виденным вами. Женщина не осмелилась нанести мне удар кинжалом, так как знает, что меня невозможно убить, и решила сгноить меня в тюрьме или разорить.
— Как разорить?
— Во всяком случае, она так полагает.
— Простите, граф, я должна выяснить, — рассмеялась графиня. — Уж не ртуть ли течет в ваших жилах, чем объясняется ваше бессмертие и то, что на вас проще донести, нежели убить?.. Вас высадить здесь или отвезти домой?
— Благодарю, графиня, я не хочу злоупотреблять вашей добротой и принуждать вас делать крюк. У меня есть мой Джерид.
— А, ваш великолепный конь. Говорят, на скаку он обгоняет ветер.
— Я вижу, он вам нравится, сударыня?
— Да, прекрасный скакун.
— Позвольте вам его подарить, но с условием, что ездить на нем будете только вы.
— Нет-нет, спасибо. Я не езжу верхом, а уж если случается, то страшно трушу. Но уже одно ваше предложение мне дороже самого подарка. Прощайте, дорогой граф, и не забудьте дать мне лет через десять ваше омолаживающее зелье.
— Я говорил, через двадцать.
— Ах, граф, вы же знаете пословицу: лучше синица в руках… А если сможете, дайте мне его лет через пять. Никому не ведомо, что может случиться.
— Как вам будет угодно, графиня. Разве вы не знаете, что я всецело к вашим услугам?
— И еще одно, граф.
— Слушаю вас.
— Но чтобы сказать вам это, я должна вам очень доверять.
Бальзамо, уже вышедший из кареты, поборол нетерпение и приблизился к графине.
— Ходят упорные толки, — сказала г-жа Дюбарри, — что королю нравится малютка Таверне.
— Графиня, этого не может быть!
— И как поговаривают, очень нравится. Вы должны мне сказать, так ли это. Если да, не щадите меня, скажите как другу. Граф, мне необходимо знать правду.
— Сударыня, — отвечал Бальзамо, — я сделаю больше: обещаю вам, что мадемуазель Андреа никогда не станет любовницей короля.
— Почему же, граф? — поразилась г-жа Дюбарри.
— Потому что я не желаю этого, — отрезал Бальзамо.
Г-жа Дюбарри недоверчиво ахнула.
— Вы сомневаетесь?
— А разве нельзя усомниться?
— Сударыня, никогда не сомневайтесь в науке. Вы поверили мне, когда я сказал «да», поверьте же, когда я говорю «нет».
— Выходит, у вас есть какие-то средства…
И г-жа Дюбарри запнулась.
— Продолжайте.
— Средства, способные подавить желание короля или победить его прихоти?
Бальзамо улыбнулся.
— Я умею внушать влечение.
— Да, знаю.
— И даже верите в это.
— Верю.
— Так вот, на сей раз я внушу отвращение, а в случае необходимости — бессилие. Так что успокойтесь, графиня, я на страже.
Бальзамо произносил эти не слишком связные фразы в возбуждении, которое г-жа Дюбарри принимала, как и должно было ей принимать, за пророческий экстаз; она ведь не знала, что Бальзамо терзался от лихорадочного нетерпения поскорее увидеть Лоренцу.
— Решительно, граф, — промолвила она, — вы не только предсказали мне счастливую судьбу, вы — мой ангел хранитель. Граф, будьте бдительны! Я защитила вас, защитите же и вы меня. Заключим союз.
— Согласен, сударыня, — отвечал Бальзамо.
И он еще раз поцеловал графине руку.
Затем, закрыв дверцу кареты, которую графиня остановила на Елисейских полях, он вскочил на коня, Джерид радостно заржал, и вскоре всадник и конь растворились в ночи.
— В Люсьенну! — крикнула утешенная г-жа Дюбарри.
Бальзамо же тихонько свистнул, чуть-чуть сжал коленями бока Джерида, и конь понесся вскачь.
Через пять минут Бальзамо уже был на улице Сен-Клод в вестибюле своего дома и вопросительно смотрел на Фрица.
— Ну что? — с тревогой спросил он.
— Да хозяин, — ответил слуга, привыкший читать в глазах своего господина.
— Вернулась?
— Да, уже наверху.
— В какой комнате?
— В той, что украшена шкурами.
— Как она?
— Очень устала. Она так стремительно мчалась, что я, заметив ее еще издали — а я поджидал ее, — не успел даже выбежать навстречу.
— Вот как?
— Я просто-напросто перепугался. Она ворвалась как молния, взлетела не переведя дыхания по лестнице, вбежала в комнату и рухнула на черную львиную шкуру. Вы ее там и найдете.
Бальзамо поспешно поднялся и действительно увидел Лоренцу, которая из последних сил боролась с первыми судорогами нервного припадка. Слишком долго магнетические флюиды тяготели над ней, принуждая совершать действия вопреки ее воле. Она страдальчески стонала; казалось, на грудь ей навалилась скала, и женщина обеими руками пытается столкнуть ее.
