пчел, жужжавших над тимьяном и сиренью.
Она даже не замечала, что шагах в двадцати от нее разговаривают двое мужчин и один из них следит за нею взволнованным и тревожным взглядом.
То были Жильбер и г-н де Жюсьё.
Первый, опершись на лопату, слушал наставления ученого профессора, как следует поливать нежные растения, чтобы вода не застаивалась, а вся уходила в землю.
Жильбер, казалось, жадно внимал наставлениям, и г-н де Жюсьё находил вполне естественной подобную жажду знаний, тем паче что именно за демонстрацию этого способа он нередко удостаивался рукоплесканий от слушателей вовремя публичных лекций. Так разве для бедного помощника садовника не бесценная удача получить знания от столь высокоученого знатока да еще на лоне природы?
— Вот посмотрите, мой мальчик, — толковал г-н де Жюсьё, — здесь перед вами четыре основных типа почвы, и я, если бы захотел, обнаружил еще десяток других, смешанных с этими четырьмя основными. Но для помощника садовника различать их было бы слишком трудным делом. Цветовод обязан пробовать почву на вкус, как садовник пробует на вкус плоды. Жильбер, вы внимательно слушаете меня?
— Да, сударь, — отвечал Жильбер. Рот у него приоткрылся, взгляд был сосредоточенный, а все потому, что он видел Андреа и со своего места имел возможность наблюдать за нею, не возбуждая сомнений профессора в том, что его уроки выслушиваются и воспринимаются с должным благоговением.
— Чтобы определить тип, — продолжал г-н де Жюсьё, — положите горсточку почвы в соломенную плетенку и капните сверху несколько капель воды, а когда вода профильтруется через почву, попробуйте, какова она на вкус. Пресный, солоноватый или кисловатый привкус либо запах, обусловленный определенными природными веществами, должны в точности соответствовать соку растений, которые вы желаете посадить, поскольку в природе, как утверждает господин Руссо, ваш прежний патрон, все стремится к сходству, уподоблению, однородности.
— О Боже! — вскричал Жильбер, вытягивая руки.
— Что такое?
— Ей плохо, сударь, она теряет сознание!
— Вы что, рехнулись? Кто теряет сознание?
— Она! Она!
— Она?
— Вон та дама, — быстро поправился Жильбер.
Испуг, внезапная бледность, да и слово «она» выдали бы его, если бы г-н де Жюсьё не обернулся посмотреть, куда указывает Жильбер.
Взглянув в этом направлении, г-н де Жюсьё в самом деле увидел Андреа, которая, едва переставляя ноги, плелась по грабовой аллее, а добравшись до скамейки, рухнула на нее и застыла с таким видом, словно вот-вот испустит последний вздох.
То был час, когда король обычно навещал дофину, проходя по пути из Большого Трианона в Малый через фруктовый сад.
Его величество как раз вышел из сада.
В руке он держал золотистый персик, можно сказать чудом так рано созревший, и как подлинный король-эгоист решал вопрос, не лучше ли будет для блага Франции, если этот персик съест он, а не дофина.
Поспешность, с какой г-н де Жюсьё подбежал к Андреа, которую король по слабости зрения едва различал и, естественно, не узнал, сдавленные вопли Жильбера, свидетельствующие о неподдельном ужасе, заставили его величество ускорить шаг.
— Что там такое? — крикнул Людовик XV, приближаясь к аллее.
— Король! — воскликнул г-н де Жюсьё, поддерживая девушку, чтобы она не упала.
— Король, — прошептала девушка и окончательно лишилась чувств.
— Да в чем дело? — повторил Людовик XV. — Женщина? Что с нею?
— Государь, ей дурно.
— Что ж, посмотрим.
— Она без чувств, государь, — пояснил г-н де Жюсьё, указывая на девушку, которую он только что уложил на скамейку.
Король подошел, узнал Андреа и с содроганием воскликнул:
— Опять!.. Но это же ужасно! При такой болезни надо сидеть дома, это просто неприлично каждый день умирать на глазах у всех.
И Людовик XV повернул обратно, дабы пройти в Малый Трианон, и по пути бормотал сквозь зубы разные весьма нелестные для бедняжки Андреа слова.
Г-н де Жюсьё, не ведавший о причинах такого поведения короля, с минуту стоял в остолбенении, потом повернулся, увидел шагах в десяти Жильбера, весь вид которого свидетельствовал о страхе и беспокойстве, и позвал его:
— Иди сюда, Жильбер! У тебя хватит сил отнести мадемуазель де Таверне домой?
— Отнести? Коснуться ее? Нет, нет! Она мне этого никогда не простит!
И он сломя голову убежал, зовя на помощь.
138. ДОКТОР ЛУИ
В нескольких шагах от того места, где Андреа потеряла сознание, работали двое помощников садовника; они прибежали на крики Жильбера и по приказанию г-на де Жюсьё перенесли девушку к ней в комнату; Жильбер, понурив голову, с угрюмым видом следовал за ними, словно убийца, сопровождающий тело погубленной им жертвы.
На крыльце служебного флигеля г-н де Жюсьё отпустил садовников; Андреа открыла глаза.
Громкие голоса и суматоха, свидетельствовавшие, что произошло какое-то событие, заставили г-на де Таверне выйти из комнаты; он увидел, как его дочь, еще нетвердо стоящая на ногах, пытается собраться с силами, чтобы с помощью г-на де Жюсьё подняться по ступеням.
Он подбежал к ним, задавая тот же вопрос, что и король:
— В чем дело? В чем дело?
— Ничего, отец, — слабым голосом отвечала Андреа. — У меня недомогание, мигрень.
— Сударь, мадемуазель — ваша дочь? — с поклоном осведомился у барона г-н де Жюсьё.
— Да, сударь.
— В таком случае я не мог бы передать ее в лучшие руки, но, умоляю вас, вызовите врача.
— О, ничего страшного, — прошептала Андреа.
Таверне повторил:
— Конечно, ничего страшного.
— Мне тоже хотелось бы так думать, — заметил г-н де Жюсьё, — но мадемуазель очень бледна.
На этом г-н де Жюсьё откланялся.
Отец и дочь остались одни.
Таверне, у которого, пока Андреа отсутствовала, было достаточно времени поразмыслить, взял дочь за руку, подвел к кушетке, усадил и сам сел рядом с нею.
— Отец, будьте добры, откройте окно, мне не хватает воздуха, — попросила Андреа.
— Я собрался серьезно поговорить с вами, Андреа, а в этой клетке, которую вам отвели под жилье, что ни скажи, все будет слышно на улице. Ну, ничего, я буду говорить тихо.
И он распахнул окошко.
После этого снова сел и наклонился к Андреа.
— Надо признать, — сказал он, — что король, выказавший поначалу к нам такой интерес, ведет себя не слишком-то любезно, оставляя вас жить в этой норе.
— Отец, но ведь вы же знаете, — отвечала Андреа, — что в Трианоне нет апартаментов, это его
