— Но вы же говорите, что он приходил по поручению другого, не по своей воле…

— Это еще один довод против него, и, поскольку к нам приходил господин Оже, значит, Кристиан отступился.

Уныние, изобразившееся на лице Инженю при этом уверении, встревожило Ретифа.

— Хорошо, дитя мое, неужели у тебя нет гордости? — спросил он.

— Есть, конечно.

— Разве ты можешь допустить, чтобы тебя презирал мужчина?

— Нет, разумеется.

— Так вот, тот, кто приходил, чтобы купить тебя для другого, презирает тебя.

— Это господин Оже?

— Нет, паж… Мне прекрасно известно, что тебе не нравится господин Оже, черт меня побери!

— Господин Кристиан никогда не хотел меня купить, — покачав головой, возразила Инженю.

— Что заставляет тебя верить в это?

— Он ни разу не говорил, что приходит ко мне ради другой особы.

— Пусть и не говорил, но все-таки это правда. Инженю снова, в знак несогласия, покачала головой и заметила:

— Это был бы странный способ ухаживать за мной ради другого — заставить полюбить себя.

Эта простая и четкая логика раздавила Ретифа.

— О, не верь этому, бедная моя Инженю: у соблазнителей в запасе множество хитростей! — пролепетал он в ответ.

— У господина Кристиана нет ни одной, — решительно возразила девушка.

— Соблазнители подстраивают ловушки.

— Никакой ловушки господин Кристиан мне не устраивал.

— Но откуда ты можешь об этом знать?!

— Как мне не знать, я знаю! Мужчина, устраивающий ловушки, не вел бы себя так, как Кристиан, не был бы нежным, обходительным, послушным, покорным любому моему желанию.

— Наоборот, наоборот! — вскричал Ретиф. — В этом и состоит вся их хитрость.

— Он не обходился бы со мной столь почтительно, как Кристиан.

— Ну да, ведь он берег тебя для другого.

— Если бы он берег меня для другого, — сказала Инженю, — он не целовал бы меня.

— Он тебя целовал? — спросил совершенно ошеломленный Ретиф.

— Конечно, — простодушно ответила девушка. Ретиф, скрестив на груди руки, с трагическим видом заметался по своей комнатке, бормоча:

— О природа!

— В конце концов, объясните мне все, о чем вы говорите, — попросила Инженю, которая безжалостно преследовала любую мысль отца.

— Я ничего не объясняю, — проворчал Ретиф, — я лишь повторяю, что господин Кристиан развратник, раз он тебя целовал.

— О, простите, я тоже целовала его, — воскликнула девушка, — но ведь я не развратница, отец!

Неподражаемая интонация, с какой были произнесены эти слова, растопила гнев романиста: он почувствовал, что должен снова собрать свое хладнокровие и хитрить с этой бесподобной невинностью.

— Тогда, дитя мое, мне остается сказать тебе лишь одно, — прибавил он.

— Говорите, отец, я слушаю вас.

— Если господин Кристиан не развратник и любит тебя с чистыми намерениями, он, несмотря на то что я его выгнал, вернется.

— Конечно, я в этом уверена!

— Ну, а если не вернется…

Ретиф с нерешительности замолчал, ибо почувствовал, что совершает дурной поступок.

— И что будет, если он не вернется? — спросила Инженю, нахмурив брови.

— Если он не вернется, поверишь ли ты, наконец, что ошиблась в отношении него и что он из каприза или по распущенности лишь покушался на твою добродетель?

— Отец!

— Поверишь ли ты в это?

— Конечно!

— Признай же свою ошибку! Ведь ты, поистине, пугаешь меня своим упрямством: ты кажешься мне женщиной без сердца.

— Неужели? — улыбнулась девушка.

— Отвечай.

— Ну что же, я признаюсь, что, если господин Кристиан не вернется, это сильно меня удивит.

— Ха-ха! Это тебя только удивит. Ты слишком добра! ,

— Это также вызовет у меня подозрения в отношении него!

— Подозрения в том, что он, как и господин Оже, был подослан принцем.

— Нет, в это я никогда не поверю! — возразила Инженю.

— Но в чем же будут состоять эти подозрения?

— В том, что вы отсоветовали ему приходить сюда, что вы его запугали, что вы помешали ему любить меня так, как он того хотел.

— И как же он того хотел?

— Откуда мне знать? Может быть, он не хотел на мне жениться.

— О, я снова узнаю мою дочь! — обрадовался Ретиф. — Прекрасно, хочешь, я заключу с тобой пари?

— Отец, пожалуйста, не шутите, — с очевидной мукой на лице попросила Инженю, — вы огорчаете меня.

Но Ретиф не слушал ее или не хотел слушать.

— Держу пари, что через две недели, нет, двух недель мало… — продолжал он, — держу пари, что и через месяц господин Кристиан больше не появится.

— Почему он не придет именно через месяц? — спросила Инженю, снова попав в уязвимое место Ретифа. — Почему, если он перестанет приходить сюда, это должно произойти через две недели или через месяц? Почему не навсегда?

— Я говорю месяц, как ты понимаешь, в том смысле, как если бы я сказал через полгода, год, как если бы я сказал, что никогда, — смутившись, пояснил Ретиф. — Откуда мне это знать?

— Ну что ж, значит, я хитрее вас, отец! — воскликнула Инженю.

— Ты?

— Да, я.

— Но что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, — повторила Инженю, — что, если Кристиан не придет через месяц, значит, он не вернется никогда.

— Разумеется.

— Но я хочу еще прибавить, что, если он не придет завтра, значит он не придет и через месяц.

— Прекрасно, милая, замечательно! — воскликнул Ретиф, обрадованный тем, что Инженю разделяет его мнение.

«Через месяц произойдет так много событий, — подумал романист, — что они заставят Кристиана забыть Инженю или Инженю забыть Кристиана!»

Этот почтенный писатель, великий Гомер героев любви, строил свои расчеты, не принимая во внимание молодость, которая побеждает судьбу, и пренебрегая судьбой, которая почти всегда покровительствует молодости.

Поскольку Инженю была уверена, что сегодня вечером или завтра, вблизи или издали ей предстоит снова увидеть Кристиана, лицо девушки вновь приняло спокойное выражение и она стала ждать.

Ретиф, запыхавшись от этой ожесточенной схватки с дочерью, пошел набирать свои «Ночи

Вы читаете Инженю
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату