После этих слов капитан пустил свою лошадь галопом и исчез.
В десять часов вечера, как и условились, Маруэн был на Марсовом поле, загроможденном полевой артиллерией маршала Брюна. Несколько минут спустя группа из небольшого числа людей показалась со стороны лицея. Небо было великолепно, сияла луна. Маруэн, узнав Бонафу, направился к нему. Капитан тотчас взял его за руку, подвел к королю и сказал:
— Сир, вот друг, о котором я вам говорил, — затем обратился к Маруэну: — Вот король неаполитанский, осужденный изгнанник, которого я вам вверяю. Я не говорю о возможности того, что он вновь когда-нибудь вернет себе корону, это только отняло бы все достоинство у вашего прекрасного поступка… Теперь послужите ему проводником, мы будем следовать за вами. Идите.
Король и адвокат немедленно отправились в путь. Мюрат был одет в голубой сюртук, полувоенный, полуштатский, застегнутый доверху. На нем были белые панталоны и сапоги со шпорами. Он носил длинные волосы, широкие усы и густые бакенбарды. Во все время пути он расспрашивал своего хозяина о местоположении имения, в котором ему предстояло поселиться, и о возможности, в случае тревоги, легко добраться до моря. Около полуночи король и Маруэн прибыли в Бонетт. Через десять минут прибыла и королевская свита, состоявшая из тридцати человек. После короткого отдыха эта маленькая кучка людей, последний двор поверженного короля, удалилась, чтобы рассеяться по городу и его окрестностям, и Мюрат остался один с женщинами, не охраняемый никем, кроме лакея Леблана.
В этом уединении Мюрат оставался около месяца, занимаясь с утра до вечера чтением газет, обвинявших его в измене против императора. Обвинение это было его призраком-преследователем. День и ночь он пытался отогнать его от себя, подыскивая в своем трудном положении всевозможные способы оправдания тому, что было им сделано. И вот разнеслась злополучная весть о поражении под Ватерлоо. Император, изгнавший его, оказался сам изгнанником и ожидал в Рошфоре, как Мюрат в Тулоне, решения врагами своей участи. Еще неизвестно, каким внутренним голосом руководствовался Наполеон, когда, отвергая советы генерала Лаллемана и преданность капитана Бодэна, предпочел Англию Америке и отправился, как современный Прометей, на скалу Святой Елены.
Итак, король Людовик XVIII взошел на трон. Вся надежда на то, что можно будет остаться во Франции, была для Мюрата потеряна. Надо было уезжать. Племянник Бонафу нанял для него бриг, чтобы отплыть в Соединенные Штаты. Вся свита была уже на борту. Уже начали загружать драгоценности, которые изгнанник спас во время крушения своего королевства. Первыми были мешок с золотом, весом около ста фунтов, рукоятка шпаги с портретом короля, королевы и их детей, фамильные документы в бархатном переплете, украшенном гербами. Мюрат хранил на себе, в поясе, среди важных бумаг, около двадцати вынутых из оправы бриллиантов, которые сам он оценивал в четыре миллиона.
По окончании всех этих приготовлений, как было решено, на следующее утро, 1?го августа, лодка с брига приплывет за королем в маленькую бухту, что на расстоянии десяти минут пути от дома, в котором он жил.
Король провел ночь за составлением маршрута для Маруэна, с помощью которого Маруэн мог бы доехать до королевы, находившейся тогда в Австрии. Он закончил работу над маршрутом как раз к моменту отъезда и передал его хозяину гостеприимного дома вместе со стереотипным маленьким томом сочинений Вольтера. В конце истории Микромегаса король подписал:
«Будь спокойна, моя дорогая Каролина. Хоть я и очень несчастен, но нахожусь на свободе. Я еду, не зная куда, но где бы я ни был, мое сердце всегда будет с тобой и с моими детьми. И. М.»
Десять минут спустя Мюрат и Маруэн уже были на берегу и ожидали прибытия лодки, которая должна была доставить беглеца на корабль. Они ждали до полудня, но лодка не появлялась. Бриг-спаситель, который не мог опустить якоря по причине большой глубины моря, рискуя возбудить подозрения у береговой стражи, плавал вдоль берега. В полдень, когда король, усталый и спаленный солнцем, заснул, пришел слуга, посланный госпожой Маруэн, беспокоившейся за мужа и пославшей ему кое-что для подкрепления сил. Король выпил стакан красного вина, съел апельсин и на мгновение поднялся, чтобы взглянуть в морскую даль, но лодки так и не увидел. Море было пустынно. Лишь корабль грациозно колебался на горизонте.
Король вздохнул и вновь опустился на песок. Слуга вернулся в Бонетти с приказанием послать на берег брата Маруэна. Вскоре явился тот и почти тотчас же помчался в Тулон, узнать от Бонафу причину, помешавшую лодке приплыть за королем. Подъехав к дому капитана, брат Маруэна нашел дом наполненным солдатами — производился обыск. Посланец пробрался кое-как сквозь эту суматоху к тому, к кому был послан, и от него узнал, что лодка выплыла в назначенный час, но, вероятно, заблудилась в проливах Сен- Луи и Сент-Маргерит. На самом деле так оно и было. В пять часов посланник вернулся с этой новостью в Бонетт.
Подействовала она угнетающе. У короля уже не хватало мужества защищать свою жизнь даже бегством, он предоставил все устроить так, как Маруэну покажется удобнее. В этот момент какой-то рыбак, распевая песню, заплыл в бухту. Маруэн подозвал его знаком, и тот повиновался.
Начал Маруэн с того, что купил у этого человека всю рыбу, которую тот поймал, затем, когда заметил, как заблестели его глаза при виде золота, он предложил ему три луидора за то, что он отвезет пассажира на бриг, видневшийся против Круа-де-Синьо. Рыбак согласился. Этот шанс к спасению вернул мгновенно Мюрату все силы. Он вскочил, обнял Маруэна, еще раз поручил ему отыскать жену и передать ей том Вольтера, затем прыгнул в лодку, которая тотчас же и отчалила.
Уже на некотором расстоянии от берега король остановил вдруг гребца и подал знак Маруэну, что он кое-что забыл. На берегу остался мешок, в который Мюрат положил пару дивных пистолетов, оправленных в серебро и золото; их дала ему королева, и он считал их чудодейственными. Как только они приблизились настолько, что стал слышен его голос, он объяснил Маруэну причину возвращения. Тот взял мешок и, не ожидая, пока лодка коснется земли, бросил мешок в лодку. Падая, мешок раскрылся, и один из пистолетов выпал. Рыбак бросил только один мимолетный взгляд на королевское оружие, но этого оказалось достаточно, чтобы заметить его ценность, и в рыбаке проснулись подозрения. Он больше не хотел грести к кораблю. Маруэн, оставив на берегу своего брата и послав последний привет королю, который ответил тем же, возвратился домой, чтобы успокоить тревогу жены и отдохнуть несколько часов, в чем он очень нуждался.
Два часа спустя он был разбужен. Теперь его дом, в свою очередь, оказался наполненным жандармами. Искали повсюду, но тщетно. В момент самых горячих поисков вошел брат Маруэна. Маруэн с улыбкой посмотрел на него, так как был уверен, что король уже в безопасности, но по выражению лица брата, понял, что случилось какое-то несчастье. При первой же возможности он подошел к брату и спросил:
— Король на корабле, не правда ли?
— Король в пятнадцати шагах отсюда спрятан в хижине.
— Почему же он вернулся?
— Рыбак отговорился штормом и наотрез отказался плыть к кораблю.
Жандармы ушли. Вся ночь у них прошла в бесплодных поисках, как в доме, так и в его окрестностях. Много раз они проходили в нескольких шагах от короля, и Мюрат мог слышать их угрозы и проклятия. Наконец, за полчаса до рассвета они удалились из Бонетта.
Проводив взглядом жандармов, Мюрат побежал к месту, где должен был находиться король. Нашел он его спящим в расщелине с пистолетами в руках. Несчастный не мог устоять перед усталостью и заснул. Маруэн с минуту колебался, но терять нельзя было ни минуты, и он разбудил короля.
Тотчас же они направились к берегу. Утренний туман клубился над морем. Ничего нельзя было различить в двухстах шагах. Наконец, первые солнечные лучи начали отгонять ночные испарения. Туман разорвался и клочьями летал над морем. Жадный взор короля устремлялся во мглу, но ничего не различал. Мало-помалу горизонт прояснился, легкие пары, похожие на дым, еще некоторое время носились по поверхности моря, и в каждом клочке король силился различить белые паруса своего корабля. Наконец, последний клочок медленно растаял, и море показалось во всей своей бесконечности: оно было пустынно. Бриг, не смея больше оставаться, ушел ночью.
— Идем, — сказал король, повернувшись к Маруэну, — жребий брошен, я еду на Корсику.
В этот самый день маршал Брюн был убит в Авиньоне.
