узких улиц. Я почувствовала короткую резкую боль внизу живота, но не поняла, было ли это движение ребенка или просто страх. И увидела, как от черной стены отделяется фигура. Это была Эрила – она почти бежала. Приблизившись, она схватила меня за руку:
– Алессандра. Теперь мы должны возвращаться. Немедленно. Я понимаю, вы устали, но пойдемте как можно скорее.
– Но…
– Никаких «но». Я все расскажу вам, обещаю, только не сейчас. Сейчас пойдемте, прошу вас. – В ее голосе звучал ужас, какого я никогда раньше не слышала, и это заставило меня умолкнуть. Она взяла меня за руку, а когда я выбивалась из сил, поддерживала меня под локоть. Мы двинулись с пустыря обратно к городским улицам. Эрила рыскала взглядом по сторонам, словно читая темноту. Когда мы дошли до площади перед Санта Кроче, я остановилась. Над нами высилась громада церковного фасада с его каменной кладкой.
– Я должна отдохнуть, иначе мне станет дурно, – сказала я дрожащим от усталости голосом.
Эрила кивнула, по-прежнему вертя головой во все стороны. В неверном лунном свете площадь казалась серым озером, а единственное окно-роза смотрело на нас с огромной церкви, словно глаз Циклопа.
– Ну же, рассказывай.
– Потом. Я вам…
– Нет, сейчас. Рассказывай. Я с места не двинусь, пока не расскажешь.
– О, Боже правый, у нас нет сейчас времени!
– Тогда мы остаемся здесь. И она поняла, что я не шучу.
– Ну хорошо. Сегодня вечером, после того, как вы уснули, я сидела у себя в комнате, и тут ваш муж приходит в помещение для слуг. Он говорил со своим лакеем. Я слышала весь их разговор. Он сказал слуге, что тот этой же ночью должен отнести пропуск к воротам Порта-ди-Джустициа. Он говорил, что это срочное дело: один человек, художник, должен покинуть город в три часа ночи и ему нужен документ, чтобы стража пропустила его. – Эрила зажмурила глаза. – Клянусь вам: именно это он говорил. Потому-то я и притащила вас туда. Я думала…
– Ты думала, я увижу его там. А где же он был?
– Его там не было. Ни его, ни того слуги. Там никого не было.
– Значит, это были не те ворота. Нам нужно пойти…
– Нет! Нет. Послушайте меня. Я точно помню, что я слышала. – Она умолкла. – Теперь мне кажется, что все это говорилось нарочно – для моих ушей.
– Что ты хочешь этим сказать? Она оглянулась по сторонам:
– Мне кажется, ваш муж…
– Нет… Боже мой, нет! Кристофоро ничего не знает. Откуда бы он узнал? Это невозможно. Никто не знает, кроме тебя и меня.
– А вы думаете, ваш брат не мог догадаться? – возразила она сердито. – В тот день, когда застал вас вдвоем в часовне?
– Думаю, он что-то заподозрил, но он просто не успел бы рассказать об этом Кристофоро. Я наблюдала за ними каждую минуту, пока они были вместе. Он не рассказывал ему. Я знаю. А с тех пор они не виделись, потому что Томмазо все еще не нашелся. – Она поглядела на меня с удивлением, а потом опустила взгляд в землю. – Или нет? – И, едва я это произнесла, я почувствовала, что отчаяние, будто тошнота, подступает к самому горлу. – О, Боже праведный. Если ты права… Если это была западня…
– Послушайте, я уже сама не знаю, права я или нет. Только знаю, что если мы сейчас не вернемся домой, нас точно раскусят.
Я видела, что ее охватил страх. Она не привыкла ошибаться, моя Эрила, и сейчас не время было колебаться.
– Послушай меня, – сказала я решительно. – Я рада, что ты так поступила. Рада. Понимаешь? Не тревожься. – Теперь настал мой черед успокаивать ее. – Я хорошо себя чувствую. А теперь пойдем.
Мы быстро зашагали, идя тем же путем, так что ночная тьма надежно окутывала нас почти всю дорогу. Если бы за нами кто-то следовал, мы бы непременно это заметили. Ребенок уже угомонился, хотя напряжение сказывалось, и я ощущала легкую ноющую боль внизу живота. Отовсюду долетали какие-то крики. Южнее Собора мы чуть не наткнулись на ватагу хриплых вооруженных юнцов, которые направлялись к Соборной площади. Эрила быстро утянула меня в тень, и они прошли мимо. На заре в Соборе начнется месса в честь Входа Господня в Иерусалим, а раз сам Савонарола не мог читать проповедь, его место на кафедре должен был занять один из его последователей. В городе, где азартные игры вот-вот вернутся на улицы, я бы не стала биться об заклад, что дело дойдет до проповеди.
Когда мы снова двинулись в путь, я почувствовала резкую боль в пояснице и чуть не вскрикнула. Эрила обернулась, и в ее глазах я увидела отражение собственного ужаса.
– Все в порядке, – сказала я, попытавшись рассмеяться. Но вышло это у меня плохо. – Это просто судорога.
– Боже милостивый, – пробормотала она. Я взяла ее за руку и крепко сжала ее.
– Говорю же тебе, со мной все хорошо. У нас с ним уговор, с ребенком. Он не родится, пока городом правит Савонарола. А Монах еще не ушел. Пойдем. Тут уже совсем близко, так что давай чуть помедленнее.
Дом был погружен в молчаливую тьму. Мы тихо проскользнули внутрь через заднюю дверь, поднялись по лестнице. Дверь в комнату мужа была закрыта. Я так устала, что у меня не осталось сил раздеться. Эрила помогла мне, а потом, не раздеваясь, улеглась на тюфяке возле двери. Я понимала, что ее встревожили мои боли. Она вытащила какие-то капли из мешочка со снадобьями своей матери и дала мне проглотить. Прежде чем уснуть, я положила руки на живот. Но если раньше эта гора вздымалась очень высоко, почти до самых ребер, то теперь ребенок переместился ниже, и его тельце давило своей тяжестью
