– Ну а я слышала. Он спрашивал про вас.
– Что ты ему сказала?
– Что вы утомились и спите.
– Ты ему рассказала?
– Что именно? Нет, я ничего ему не рассказывала. Но не сомневаюсь, что за меня это сделают слуги – если уже не сделали.
– Что ж, – сказала я, стараясь говорить уверенным тоном, – тогда я… Я поговорю с ним завтра.
Она уставилась на меня. Потом гневно тряхнула головой:
– Да вы и впрямь ничего не понимаете, а? Боже милостивый, значит, мы с вашей матерью так ничему вас и не научили? Ведь женщинам нельзя вести себя так же, как мужчинам. Ничего не выйдет. За это мужчины уничтожают их.
Но я теперь была так напугана, что мне вдруг показалось, что все ополчились против меня.
– Он сказал мне, что я вольна жить как мне вздумается, – сердито заявила я. – Это часть нашего уговора.
– Ах, Алессандра, да как же вы можете быть такой дурочкой? Нет у вас никакой жизни. Жизнь есть только у него. Это он может спать с кем хочет и когда хочет. И никто его за это не осудит. А вас осудят.
Я села, присмирев.
– Я… Я не…
– Нет. Не надо! Не лгите мне опять! Я подняла взгляд.
– Так вышло, – сказала я спокойно.
– Так вышло? О… – выдохнула она, заходясь смехом и яростью одновременно. – Да, так оно всегда и бывает.
– Я не… То есть никому и не нужно об этом знать. Он не расскажет. Ты тоже.
Она досадливо вздохнула, как будто перед ней ребенок, которому надо втолковывать одно и то же сотню раз. Она развернулась и принялась шагать по комнате, унимая тревогу. Наконец остановилась и повернулась ко мне:
– Он кончил?
– Что?
– Он кончил? – Она замотала головой. – Алессандра, если б вы понимали простые слова так же быстро, как ученые, вы могли бы городом править! Его семя пролилось в вас?
– Э… Я… Не знаю. Наверное. Пожалуй, да.
– А когда у вас последний раз были месячные?
– Не помню. Дней десять, может, недели две назад.
– А когда вам последний раз засовывал муж? Я опустила голову.
– Алессандра! – Эрила, которая почти никогда не называла меня по имени, теперь без конца твердила его. – Мне нужно знать.
Я поглядела на нее и снова расплакалась.
– В последний раз… В последний раз – в брачную ночь.
– О, Господи Иисусе! Что же, придется ему проделать это снова. Как можно скорее. Вы сможете это устроить?
– Наверное. Мы с ним давно об этом не говорили.
– Что ж, поговорите об этом сейчас. И пускай поспешит. Отныне вы не будете входить в комнату к художнику без провожатых. Вы меня слышите?
– Но…
– Нет! Никаких «но»… Вы двое были обречены, как только поглядели друг на друга в первый раз, только вы были еще слишком юны, чтобы это понять. Вашей матери вообще не следовало пускать его в дом. Что ж, теперь слишком поздно. Ничего страшного. А он, раз уж нашел дорогу к вашей щелке, теперь, надеюсь, выкарабкается из своей болезни и скоро встанет на ноги. Воскреснув таким манером, мужчина снова обретает вкус к жизни.
– Ах, Эрила, ты не понимаешь, все было совсем не так.
– Не так? А как? Он попросил у вас разрешения или вы ему сами предложили?
– Нет, – сказала я твердо. – Это я начала. Я во всем виновата.
– А он что же? Он ничего не делал? – Тут, кажется, она почувствовала облегчение, видя, что ко мне вернулось присутствие духа.
Я пожала плечами. Она снова бросила на меня суровый взгляд. Потом подошла, грубо стиснула меня в объятьях, тесно прижала к себе и закудахтала надо мной, как курица над цыпленком. И я поняла, что если когда-нибудь она снова меня покинет, то с нею вместе меня покинет и отвага.
– Сумасшедшая, глупая девчонка, – бормотала она мне на ухо ласковую брань, а потом чуть отстранила меня, не выпуская из рук, погладила по щеке и откинула спутанные волосы с моего лба, чтобы получше меня рассмотреть. – Ну вот, – сказала она. – Наконец-то это с вами произошло! И как? Услышали вы райскую
