сознание. Я столько лет работаю в прокуратуре, но так и не смог понять, почему Бог забирает таких молодых и красивых?
– Разве ответы на такие вопросы можно найти в прокуратуре? – удивилась Пульхерия.
– Тогда где? В церкви? Вы-то сами знаете ответ?
– Вероятно, для того чтобы все остальные помнили, что мы здесь всего лишь гости… Впрочем, это не ответ на ваш вопрос. Да здесь понимание не является главным, иногда нужна просто вера в то непостижимое, что люди называют Богом, Аллахом, Всевышним, и ничего больше.
С интересом рассматривая крупную фигуру коренастого парня, Пульхерия подумала, что он выглядит скорее сердитым, чем напуганным.
– Проходи, не стесняйся, – подтолкнул его в спину Василий Карлович и указал на свободный стул возле стола, – присаживайся.
Парень словно нехотя вошел и сердито посмотрел на следователя, который закрыл за ним дверь.
– Я что, арестован? – спросил он вызывающим тоном человека, желающего показать ментам, что он уверен в себе и ничего не боится. – Мне никто ничего не желает объяснять, просто пришли, показали документы и велели пройти с ними. Я плохо разбираюсь в законах, но что я такого сделал? Меня арестовали или что?
Штыкину не понравился его вызывающий тон.
– Через десять минут решим, что с тобой делать, – холодно пообещал он, – а пока присаживайся.
Парень открыл рот, вновь собираясь возразить, но так ничего и не сказал. Следователь с пышными пшеничными усами был спокоен и сдержан, однако было в его облике что-то такое, что заставляло воздержаться от необдуманных поступков.
Рома Мякишев прошел к столу и сел, всем своим видом подчеркивая презрение к находящимся в комнате. Штыкин встал перед ним, глядя на парня сверху вниз.
– Мы собираемся задать тебе несколько вопросов и очень хотим, чтобы ты на них ответил честно. Тебе понятно?
– Вопросы? О чем вы хотите меня спросить? – Рома попытался прикинуться озадаченным. – Да объясните же мне, наконец, что все это значит?
– Сейчас тебе станет все ясно, – пообещал ему Штыкин. – Первый вопрос: ты знаешь Вячеслава Вольского?
– Да.
Парень ответил не задумываясь. Казалось, у него мелькнула какая-то мысль.
– Вы же не думаете, что это я…
– Ты знаешь, как он умер?
– Я слышал, что его убили.
– От кого?
– Я сам не видел, но говорят, что об этом было сообщение в криминальных новостях. Вы что? Думаете, что я его…
– Его задушили, – уточнил Штыкин. – Кто-то задушил его безжалостно и жестоко, словно цыпленка. Знаешь, где его убили?
Этого в новостях не было. Игорь Петрович знал это совершенно точно. Он сам лично разговаривал с журналистами.
– Где? – нахмурился Мякишев.
– Здесь вопросы задаю я.
Парень облизнул пересохшие губы, опустил глаза в пол, словно пытался что-то вспомнить, и тут же их поднял, опасаясь, что его поведение будет неправильно истолковано.
– Нет…
Пульхерия заметила, что следователи между собой переглянулись: парень им солгал. Лицо Штыкина оставалось непроницаемым.
– Сколько вас было?
– Где?
– Не где, а сколько вас участвовало в шантаже?
– Я не знаю, о чем вы.
– Прекрасно знаешь. Я говорю о вымогательстве, в котором вы все принимали участие: и Вячеслав Вольский, и Оксана Шпак, и другие.
– Я ни в чем не участвовал. Ничего не знаю, – упрямо стоял на своем Мякишев.
– Рома, у кого из вас был очень дорогой серебристо-серый спортивный автомобиль? – спросила Пульхерия.
– Не знаю я никакого… – Мякишев запнулся: лгать было бессмысленно, ведь не было ничего преступного в том, что он знает кого-то, у кого есть такой автомобиль. – Я знаю только одного. У нас в университете учится.
– Как его зовут?
– Ребров. Кузя… Кузьма Ребров, – Мякишев храбро взглянул в глаза Пульхерии, на Штыкина он старался не смотреть. – А что?
– Он учится с тобой вместе?
– Нет.
– На каком он факультете?
– Юридическом. Он на предпоследнем курсе. А что?
– Ты даже знаешь, на каком он курсе, – усмехнулся Штыкин.
– Чему вы удивляетесь? – пожал плечами Рома. – У него одного такая классная тачка. А что?
– А то… Он погиб. А его классная тачка теперь просто груда металлолома, – жестко сообщил Штыкин. – Ты это знал?
Рома Мякишев побледнел, часто задышал и закрыл глаза. Пульхерия увидела, как сильно сжал он свои огромные кулаки, от чего костяшки его пальцев побелели.
– Как он… – голос его зазвучал глухо.
– Не справился с управлением на скользкой дороге. Двести километров в час – это тебе не шутка.
– Он сразу погиб?
– Нет, его успели вытащить до того, как загорелась машина. Врачи сделали ему несколько операций, но он, не приходя в сознание, умер сегодняшней ночью, – поведала Пульхерия.
– Так вот почему…
– Что?
Мякишев глотнул воздуха и отвел глаза. С усилием заставил себя замолчать. Никто ничего не сможет доказать!
– Вот почему его сегодня не было в университете.
– А вчера он был? – насмешливо спросил Василий Карлович.
– Нет.
– А почему он там должен был быть, ведь сейчас каникулы?
– Я… я не знаю.
– Если уж врешь, так придумай что-то более правдоподобное, – холодно усмехнувшись, посоветовал Штыкин.
– Мы были друзьями…
– Я знаю. Где вы напечатали письмо?
– Какое письмо?
– Письмо с требованием выкупа, какое же еще? Кто его сочинил? Неплохо, между прочим, получилось. Кино насмотрелся?
– Не знаю, о чем вы… – Мякишев изобразил искреннее изумление и уставился на своего мучителя невинными глазами. – Долго это будет продолжаться? У меня дела… Мама болеет… Мне надо в аптеку.
– Вы с Вячеславом Вольским были близкими друзьями?
– Да, близкими. Если вы думаете, что я мог его убить, то вы сильно заблуждаетесь.
– А с Оксаной ты тоже дружил?
