было: люди, явившиеся в дом владетеля, казались массой без глаз и лиц, толпой без собственной воли, топливом в печи, которую топили самозванцы.
– Преступники и самозванцы, – сказал Ворон, и толпа замолчала, будто по ней грохнули молотом.
Шивар сощурился. Он был молодой и неосторожный, его чувства брали верх над расчетом. Ворон посмотрел ему прямо в зрачки:
– Ты убил моего отца, брат. Не думай, что сын Вывора оставит это без наказания.
На мгновение что-то изменилось в отважных глазах Шивара. Этот, покрытый шрамами и не знающий страха, испугался на один миг, но очень-очень сильно.
– Убийца! – закричал он в следующий миг, крик сорвался на визг, и вместо грозного вышел истеричным. – Это ты – убийца! Есть свидетели! Есть доказательства! Ты убил его, чтобы безнаказанно привести в Выворот своих хозяев из ученой Сети!
Тут толпа взорвалась воплями и загудела снова, и опять нельзя было различить ни голосов, ни слов. К Ворону подступили с четырех сторон – он выпрямился, расправил плечи, и от него отпрянули, как если бы он был вооружен.
Дядя, восседавший посреди зала с разочарованным и печальным видом, повернул голову и посмотрел на Шивара. Это был приказ: Шивар не хотел делать то, что ему предлагали, но, однажды начав, уже не мог отступить.
Он сжал руку на рукоятке меча, глубоко вдохнул, выдохнул и пошел к Ворону, и люди шарахались с его пути:
– Ты вне закона… Ты больше не наследник Вывора! Ты…
– Но мы не допустим, чтобы пролилась кровь нашего родственника, хоть и убийцы, – проворковал дядя за его спиной.
Шивар остановился.
– Правосудие и справедливость свершатся на древних землях Выворота, – печально сказал дядя. – Но кровь не прольется.
Глава третья
Бунт
В замке Гран наступило утро. Посланцы властителя скакали по западному тракту, расспрашивая встречных и перетряхивая придорожные трактиры.
Стократ выехал за ворота, которые не закрывались на ночь, остановился и понюхал воздух. Чтобы найти спрятанное, не надо быть колдуном: достаточно отпустить на охоту чутье, будто пса.
Он вспомнил, как смотрела Мир на мясо у себя в тарелке. В какой момент она приняла решение? Наверное, сразу – она ведь быстро соображает. Быстрая, ловкая, злая. Умная. Она знала, что властитель пошлет погоню. Вероятно, придумала некий трюк, чтобы сбить ее с толку. Простой трюк. Например, увести лошадь, чтобы все искали всадницу, и ускакать галопом, чтобы искали подальше от города, на расстоянии многих часов пути…
Стократ покачал головой, соскочил с седла и, ведя лошадь под уздцы, свернул с проезжей дороги направо, на узкую тропинку.
Тропинка вела в овраг по крутому каменистому склону. Стократ шел, оглядываясь и принюхиваясь, слушая птиц над головой и звук воды на дне оврага. Следов на камне не было, но остались мелкие обломанные веточки, комочки глины на острых выступах, другие крохотные детали, которые выдавали беглянку с головой. Если бы погоня, посланная Граном, дала себе труд подумать хотя бы минуту…
Тропа делалась все круче. Стократ задумался. Девочка прошла здесь ночью и без огня, на ее пути были острые сучья и прикрытые палой листвой ямы. Сорвавшись, катясь по обрыву вниз, она могла сломать шею и умереть. Либо она сорвиголова, каких мало, либо везучая дурочка, а может быть…
Его ноздри дернулись. Еле ощутимый запах дыма стелился над оврагом. Лошадь Стократа фыркнула, в ответ внизу, за зеленой стеной кустарника, зафыркала и заржала ее соседка по конюшне. Стократ вытащил меч и рубанул по веткам, предпочитая всем тайным тропам один явный удобный пролом.
Мир сидела у костерка – одетая по-мальчишечьи, нахохленная и злая. При виде Стократа выставила перед собой нож:
– Не подходи, колдун. Я тебе яйца отрежу.
– Кто научил тебя такому обращению?
– Кто надо. Не подходи.
Из шалаша за ее спиной показалось заспанное лицо. Юноша, подросток чуть старше Мир, моментально оказался на ногах, и в руках у него возник кинжал. Парень был тощ, но жилист, глаза смотрели недобро, – вряд ли этот мальчик вырос в доме властителя.
– Вот кто научил тебя манерам, – задумчиво сказал Стократ. – Внимательнее выбирай учителей.
Она оскалилась, как рысенок перед атакой:
– Колдун, иди своей дорогой, пока цел!
– Ты не хочешь замуж?
– Не твое дело! – губы ее брезгливо дернулись. – За старого, толстого наследника из Приречья – сам выходи замуж, если тебе надо!
– Мне не надо, можешь поверить, – Стократ поднял руку ладонью вперед. – И я тебе не враг.
– Тогда убирайся!
– Его нельзя отпускать, – подал голос мальчишка. – Он же донесет властителю, где мы…
Девушка мигнула. Прошлой ночью она не спала ни секунды, глаза блестели, веки воспалились; Стократ пожалел, что не поговорил с ней подольше вчера, пока она сидела на заборе, и было ведь время…
– Послушай, Мир. Дело очень серьезное. Твой отец тревожится, и он прав, из-за отношений с Выворотом. Если Приречье не поддержит властителя Гран вот прямо сейчас, сегодня…
– У меня есть стилет, отравленный ядом болотной гадюки, – ее голос дрогнул. – Ты можешь, конечно, меня схватить, только я успею тебя пырнуть. И умирать будешь долго, в страшных мучениях!
Мальчишка крепче сжал кинжал. Ему сроду не приходилось убивать людей, он и не хотел бы, и прекрасно понимал свои шансы в драке со Стократом, – но выбора не видел.
– Я вам не враг, – повторил Стократ. – Можно присесть?
Парень глянул на Мир, быстро, почти неуловимо. Она здесь решает, подумал Стократ. Кто бы сомневался.
Девушка не ответила. Стократ воспринял молчание, как приглашение, подошел и сел на траву напротив Мир, по другую сторону костра.
– Хочу помочь тебе.
– Зачем? Кто ты такой, колдун, чтобы мне помогать?
В ее голосе скользнуло высокомерное презрение. Стократ задумался: а и в самом деле. Еще вчера я шел по своим делам, собирался переночевать в поселке и, без остановок пройдя земли Гран, спуститься вдоль Светлой, прийти в Приречье… Что мешает прямо сейчас пойти своей дорогой?
Он посмотрел на девушку. Ее ладони постоянно увлажнялись, она то и дело вытирала их о штаны. И капли пота на лбу. И лихорадочные глаза…
– Ты больна?
– Нет! – она вздрогнула, всем видом сообщая: да.
– Что с тобой?
– Ничего! – она сильнее сгорбилась, тело ее говорило: плохо. Мне очень плохо и страшно, и дело даже не в замужестве. Что-то другое случилось, скверное, а в виду скорого замужества – невыносимое…
Мальчишка угрюмо молчал. Он понимал еще меньше, чем Стократ. Он дружил с этой девочкой, наверное, с младенчества, он играл с ней в мяч, и в один прекрасный день оказался в роли телохранителя и оруженосца, а по-простому – похитителя, и если (когда) их поймают – Мир выслушает упреки, а мальчишку
