– Соберите помет бурой курицы, добудьте жженых перьев и личинок богомола… – диктовал он дворецкому с мстительным сладострастием. Герцог нервно ежился и все более мрачнел по мере того, как прояснялся состав любовного напитка. Оставшись со знахарем наедине, он пытался робко возражать, но Руал ласково ответствовал:
– О, как вы будете вознаграждены, ваша благородная светлость!
Перед заходом солнца запах духов в кабинете герцога окончательно побежден был другим запахом, мощным, пронзительным, как визг умирающего под ножом поросенка. Обладающий тонким обонянием вельможа держался за нос.
– Время приходит! – объявил Марран. – Напиток готов. Вашу светлость ждет обряд – и сразу за тем ночь восхитительных утех!
Герцог болезненно закашлялся.
Двор замка был полон возбужденных, заинтригованных людей. На башне дежурил поваренок, обязанный сообщать о положении солнца по отношению к горизонту. Погасли печи на кухне, опустела людская, даже стражники у подъемного моста оставили свой пост и вместе со всеми пялились на герцогские окна.
На высоком балконе в покоях герцогини маячила фигура затворницы.
А муж и повелитель готовился к ночи восхитительных утех. В одеянии, состоящем из одной только веревки с погребального колокола, которая была снабжена кисточкой из локонов двенадцати девственниц, в ошейнике лучшей собаки на красной мясистой шее, герцог переступал босыми ножищами прямо на каменном полу. В одной руке несчастный муж удерживал чашу с напитком, на поверхности которого плавали жженые перья, а другой плотно зажимал покрасневшие ноздри.
– Де богу больше… – шептал он страдальчески.
– Уже-е! – заверещал с башни поваренок-наблюдатель. – Солнце садится!
– Время! – прошептал лихорадочно возбужденный Руал. – Начинаем обряд! Повторяйте за мной, только громко! Чем громче вы произнесете сейчас заклинание, тем сильнее будет… Ну, вы понимаете… Начинаем!
И собравшиеся во дворе люди присели, как один, от удивления и страха, когда из герцогских покоев донесся вдруг истошный вопль:
– Ба-ра-ха-ра-а! Мнлиа-у-у!
Заохали женщины, зашептались мужчины. Не будучи посвященными в тщательно хранимую герцогом тайну, они строили сейчас самые фантастические предположения. А герцог то мощно ревел, то визжал, срывая голос:
– Ха-за-вздра-а! Хо-зо-вздро-о!
В короткий промежуток между его завываниями ухитрился-таки вклиниться поваренок с башни:
– Все! Солнце село!
Вопли оборвались.
– Пейте! – воскликнул Руал и ловко бросил в чашу с напитком гвоздь из подковы издохшей кобылы. – Пейте залпом и идите к ней!
От первого глотка глаза герцога вылезли на лоб, поэтому он не видел, как довольно, мстительно усмехнулся знахарь.
В чаше остался только гвоздь. Герцог кашлял, согнувшись в три погибели. Когда он поднял глаза, лицо Руала вновь было внимательным и участливым:
– Идите… Но помните – с каждым шагом следует выдергивать по волоску девственницы из этого пучка… Нельзя ошибиться, нельзя пропустить шаг или выдернуть сразу два… Идите же, ваша светлость!
Герцог, шатаясь, двинулся к лестнице. Руал слышал шлепанье его подошв и сосредоточенное бормотание – тот отсчитывал волоски.
Руал подождал, пока шаги отдалились, и опрометью кинулся к окну. Толпа встретила его появление возбужденным гулом, но Марран смотрел не вниз, во двор, а на розовое закатное небо. К нему он и обратился с высокопарной речью:
– О, небо! Верни его благородной светлости способность любить госпожу герцогиню и любую женщину, какую он пожелает! Верни ему эту возможность, которой он давно уже лишен! Сделай это, о небо! Ты знаешь, как трудно здоровому мужчине быть похожим на евнуха!
Толпа притихла при его первых словах, в ошарашенном молчании выслушала всю эту речь и наконец взорвалась потрясенными возгласами. Руал до половины высунулся из окна и протянул руку, указывая на балкон герцогини:
– А теперь к господину герцогу вернется его сила! Да свершится!
Восторженные вопли были ему ответом. Люди, сгрудившись под окнами, лезли друг другу на плечи, задирали головы и тыкали пальцами в сторону высокого балкона.
Руал перевел дух и потихоньку отошел от окна.
Днем ему удалось изучить расположение лестниц и коридоров, и все равно он едва не заблудился, спеша к выходу.
Где-то в глубине замка шлепал герцог, помечая свой путь волосками двенадцати девственниц.
Кони, оставленные в конюшне без присмотра, переминались с ноги на ногу. Марран вывел наспех оседланного вороного жеребца.
Мост был поднят. Руал взялся за рукоятки ржавого ворота – тот поворачивался невероятно трудно, рывками.
