– Деньги, – с удовлетворением сказал Уйма. Стоя на коленях перед бесчувственным Максимилианом, он перебирал мешочки, привешенные к мальчишкиному черному поясу.
– Оставь, – сказала я брезгливо. Уйма и ухом не повел – выворачивал мешочки один за другим.
Максимилиан лежал, поверженный и жалкий, под носом у него запеклась струйка крови. Белое лицо казалось бумажным, белые кисти, выглядывающие из черных рукавов, – фарфоровыми. Даже длинные, хищные ногти не казались теперь зловещими – просто мальчишка с нестрижеными ногтями. Тощий, хрупкий пацан. А здоровенный дядька огрел его кулаком по затылку…
– Фу ты, – Уйма высыпал из очередного мешочка пригоршню мелких костей. – Гадость какая.
– Что это?
– Нетопырьи кости, для колдовства. Слушай, Лена, а дружок твой, часом, не некромант?
– А что?
У людоеда зашевелились волосы в ноздрях.
– Некромант?
– Откуда я знаю, – соврала я неизвестно зачем.
Уйма покачал головой:
– Хорошие у тебя друзья…
– Уйма, ты понимаешь, что говоришь?! Какой он мне друг? Он меня чуть…
Я осеклась. Уйма раскрыл следующий мешочек, тот был полон серых, желтых и зеленых горошин.
– Семена правды!
– Чего?
Захлебываясь, я рассказала Уйме все, что знала. Чем дальше я говорила, тем светлее становилось лицо людоеда.
– Жритраву, – проговорил он с явным удовольствием. – Не было матросов, так акула помогла.
В следующем мешке были мелкие засахаренные фрукты. Максимилиан тем временем вздохнул, его веки опустились ниже, в щелке между белесыми ресницами дрогнули глазные яблоки.
– Уйма, он очнулся.
Странно улыбаясь, людоед наклонился над Максимилианом и двумя волосатыми пальцами зажал ему нос. Мальчишка он неожиданности широко раскрыл рот, и Уйма уронил туда желтое семечко правды – так ловко, что парень невольно сглотнул его.
– А что тебе, дружок, связать надо, чтобы ты не колдовал?
Максимилиан широко раскрыл глаза. Прошла секунда. С ненавистью глядя на Уйму, мальчишка завозился на траве, потянулся руками к животу, скрючился, охнул, выкрикнул людоеду в лицо:
– Руки! Пальцы! Чтобы ты сдох!
Глава 12
Путешествие с некромантом
Дальше мы пошли втроем. Впереди шагал Уйма, и Максимилиану, которого людоед тащил на веревке, приходилось почти бежать за ним.
Я замыкала процессию. Я тоже почти бежала, хорошо, что Максимилиан этого не видел.
На пути – то справа, то слева – то и дело возникали виселицы. Иногда пустые. Иногда на них кто-то висел, и я тогда низко опускала голову и смотрела только себе под ноги.
Скоро я заметила, что и Максимилиан не смотрит на повешенных. Только покажется из-за холма нагруженная телом виселица – мальчишка опускает глаза, высматривает что-то на дороге, будто ищет в пыли иголку.
В полдень, когда солнце поднялось высоко, мы сделали привал на верхушке кряжистой скалы – чтобы видеть дорогу в обе стороны. Уйма разделил со мной поровну остатки вчерашнего ужина. Максимилиану не дал ничего. Мальчишка сидел на камне, смотрел вдаль, словно его ничто вокруг не интересовало и ничто не касалось.
– На, – я раскрыла мешочек с засахаренными фруктами.
– Как я буду есть? – раздраженно спросил Максимилиан. Его руки были крепко связаны за спиной, и даже пальцы Уйма заботливо опутал каждый своей веревочкой.
Я поколебалась.
– Открой рот. Я тебе в рот буду класть.
Максимилиан ухмыльнулся так отвратительно, что я пожалела о своей доброте.
– Не бери в голову, – Уйма с хрустом раскусил кость. – Мы его семечками кормить будем. Семечками правды.
Улыбка на лице некроманта померкла. Уйма вытащил мешок с горошинками, взвесил в руке:
– Изрядно. Нам хватит.
– Ты некромант?
– Да! – Максимилиан чуть не поперхнулся очередным зернышком.
– Я знал, – проурчал Уйма. – Я знал… Чего боится Принц-деспот?
– Ничего он не боится!
– А что он любит?
– Захватывать чужие замки, города, рудники и рабов, – в глазах Максимилиана промелькнуло злорадство. – Воевать и сражаться! Вот что он любит!
– А еще?
Максимилиан молчал. Одно проглоченное зернышко требовало ответа только на один вопрос, и мальчишка внимательно следил за тем, чтобы не сболтнуть лишнего.
Уйма невозмутимо сунул Максимилиану в рот очередное «семечко»:
– Как сделать, чтобы Принц-деспот нас выслушал?
– Покажите ему силу, – Максимилиан поморщился. – Он уважает только силу.
Уйма подбросил на ладони новую серую горошинку.
– Дайте пожрать, – вдруг возмутился Максимилиан. – У меня живот пучит!
– Нету жратвы, – бесстрастно отозвался Уйма. – Не заработал еще.
Мальчишка стиснул губы. Уйма снова зажал ему нос; я отвернулась. Что-то мне подсказывало, что Оберон не стал бы допрашивать связанного пленника с помощью зернышек правды. Но ведь он великий волшебник и великий король…
И жизнь Оберона в моих руках. Да еще в Уйминых волосатых лапищах; я вздохнула.
– Как пройти в замок принца, чтобы нас не было видно? – вкрадчиво спросил Уйма.
– Через Соленую Бездну, – простонал мальчишка. – Эй, дайте мне хоть чем-нибудь эту дрянь закусить!
Я положила засахаренное яблоко ему в рот. Максимилиан зажмурился от удовольствия. Я дала ему еще одно.
На пятом яблоке я потеряла бдительность, и он цапнул меня зубами за палец. До крови.
От неожиданности я вскрикнула.
Максимилиан улыбался, довольный. На щеках у него играли ямочки.
Конец дня мы встретили в стороне от дороги, в чахленькой роще на вершине холма, откуда отлично просматривались и дорога, и замок Принца-деспота.
Замок не был построен людьми. Это ясно было с первого же взгляда. А скорее всего, это вообще был не замок, а что-то другое.
Ни стен, ни башен, ни окошек, ни бойниц. Ни флагов, ни балконов, ни подъемного моста. Сплошная серая глыба морщинистого камня, а на месте ворот – две колонны, массивные и толстые, как ноги раскормленного слона. Между колоннами – черная дыра, подсвеченная красными сполохами. К воротам вела дорога; на ее обочинах, между виселицами, теснились кособокие домишки и будочки. Не то деревня, не то базар.
– Взять
– Мой прадед рассказывал, – Максимилиан мечтательно закатил глаза, – что раньше здесь было страшное место. Просто ужасное место. Сюда люди за много верст подходить боялись, и живые, и прочие. По доброй-то воле. А потом, когда Печать поставили, здесь долго было пусто. Пока прапрадедушка Принца-
