Она наклонилась за прилавок, проворно схватила свое длинное ружье и навела его прямо в живот мужчины:
– У вас две секунды на то, чтобы вытащить свои жалкие потроха из моего магазина, собрать свои мерзкие цветы и смыться на своем экипаже с нашей улицы!
Ренато Белуши слегка пожал плечами.
– Он говорил, что вы будете сердиться.
– Ах, вот как! Говорил?
– Но он не успокоится, пока не сможет окончательно извиниться за свое вчерашнее поведение. Ему пришлось провести почти три часа в цветочном магазине, стараясь выбрать подходящую форму извинения.
– Как это разумно с его стороны, так тщательно отбирать цветы! Они придутся кстати на вашу могилу, месье!
Белуши, все так же улыбаясь, стал пятиться к двери. И когда Лаура, вслед за ним, показалась в дверях своего магазина с прижатым к плечу прикладом ружья, толпа зевак заревела от восторга.
– Месье Доминик еще хотел, чтобы вы взяли себе и экипаж с лошадьми.
– Проваливай! – завизжала Лаура так, что ее наверняка было слышно во всем Кентукки.
Белуши поспешно забрался на высокое сидение экипажа и сразу исчез среди цветов. Он поднял бич, украшенный цветами жасмина, и почтительно прикоснулся им к своей треуголке.
– Вы, мадемуазель, будете чертовски замечательной женой для любого мужчины, – одобрительно сказал он, – но стрелок из вас не получится. Я хотел вам сказать, что вы забыли положить кремень в боек. Ваше ружье не выстрелит.
Он хлестнул коней, экипаж резко рванул с места, и вскоре о его присутствии напоминала только дорожка из рассыпавшихся цветов, да пчелы, гудевшие над ними. В толпе одобрительно засвистели и стали расходиться. Раздраженно расшвыривая цветы кончиком туфли, Лаура вошла в лавку и с такой силой хлопнула дверь, что на полках зазвенела посуда.
– Куда ты интересно уставился? – заорала она на Сент Джона, который в этот момент выставлял содержимое ее корзины на прилавок.
– Я думаю на тайфун.
– Я тебе не тайфун! – рявкнула девушка и швырнула в угол бесполезное ружье. – Проклятье, проклятье!
– Ваш папа, он бы не хотел, чтобы вы ругались, как последний матрос, мадмазель Лаура.
Лаура мрачно посмотрела на бухгалтера и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сказала:
– Ты еще поговори мне, так я набью папину трубку твоими мозгами и заставлю выкурить ее.
– Я думать, то лучше, чем табаком, но трубка она вчера сломалась.
– Прекрати мне напоминать об этом! – воскликнула Лаура.
Все несчастья с этим Домиником начались из-за той треклятой трубки! За каким только дьяволом она вчера сунула ее себе в рот?
– Я вообще больше никогда не буду курить.
– Табака, она вас погубит.
– Нет, не погубит! – девушка бросилась к табачному прилавку и начала швырять коробки с табачным зельем в деревянный мусорный ящик.
– Ваш отец будет так терять много денег, – Сент Джон обмакнул перо в чернильницу и, страдальчески морщась, вычеркнул несколько строчек в своей приходной книге. – Он думать, его девочка сходить с ума, выбрасывая хорошую табаку из-за того, что она влюбилась в капитана Доминика.
Лаура застыла с пятифунтовой коробкой табака в руке, угрожающе повернула голову и посмотрела на него.
– Что ты сказал?
Сент Джон пожал плечами, снова обмакнул перо в чернила и вычеркнул еще одну строчку.
– Я забыл.
– Хорошо. Потому что, если бы ты сейчас вспомнил, то оказался бы без работы.
– Сент Джон, он водить вас на рыбалку, когда вы быть маленькая.
– Это ничего не значит. Как ты осмелился заявить, что я влюбилась в этого… этого афериста?
– Афериста? Но он – торговец.
– Ха, но он делает ставки на петушиных боях! Он сам говорил мне, на какого петуха ставить!
Сент Джон бросил свое перо и наклонился к Лауре.
– Вы делать ставки на боях петухов? Ваш папа, он сходить с ума, когда узнавать такую вещь.
– О-ля-ля! Мне надоело! – девушка швырнула в мусор последние две коробки с табаком.
С трудом удерживаясь от желания вцепиться в волосы, если уж, не Сент Джону, то хотя бы себе, она пулей выскочила из дома и с яростью начала работать ручкой помпы, пока вода не побежала в большое деревянное ведро. Наполнив вторую бадью, она схватила коромысло. Повесив ведра за ручки, вскинула его
