– Вот, мадам Генри – одно из прекраснейших сопрано Парижа.
Дрожа от прикосновения мужского пальца, прижавшего бумагу к ее колену, Лаура едва смогла прочитать имя солистки и название арии.
Мадам должна была исполнять «Танец блаженных духов» из оперы Глюка «Орфей и Эвридика».
Лауре показалось, что если Доминик не уберет свою руку, ее нога точно растает.
– Ну вот и она, – мужчина, наконец, положил свою руку на кресло, однако, легче Лауре не стало, колено горело, будто его опалило огнем.
– Это вон та большая леди, которая вышла на сцену.
– Но она единственная леди на сцене!
– Совершенно верно.
Со сцены в зрительный зал полились серебряные звуки флейты, и мадам Генри запела несказанно прекрасную, удивительную песню.
Доминик прошептал:
– Души танцуют на небесах.
Взволнованность Лауры не ускользнула от него. Девушка даже не замечала, слушая прекрасную музыку, что ее руки непроизвольно собрали программку в некое подобие гармошки. Доминик улыбнулся. «Знает ли эта девушка, какой желанной и возбуждающе прекрасной становится она, когда волнуется?» Сейчас, в этой темной закрытой от посторонних глаз ложе будет очень просто обнять ее и поцелуями окончательно уничтожить ее беспокойство. Рука мужчины покинула подлокотник и скользнула на спинку кресла девушки.
– Мадемуазель Шартье, месье Юкс, разрешите мне предложить вам бокал вина, – внезапно раздался голос Севилля, вошедшего в ложу и склонившегося в почтительном поклоне.
С какой-то изумительной тигриной грацией Доминик вскочил со своего кресла, и в следующее мгновение один из бокалов опрокинулся с подноса на пол. Тогда Юкс взял оставшийся бокал, поставив его на маленький столик у кресла и сурово сказал:
– Этого будет достаточно.
– П-п-позвольте предложить вам еще один бокал.
– Я сказал, хватит!
Севилль выскочил из ложи, словно испуганный кролик, плотно задернув за собой тяжелые портьеры, и сквозь музыку до Лауры донеслись только его торопливо удаляющиеся шаги.
– Почему вы с ним так грубо обращаетесь? – спросила девушка, чувствуя, как ее волнение уступает место гневу.
Доминик кашлянул, затем выпрямился на своем кресле.
– Севилль не такой безобидный идиот, каким хочет казаться.
– О?! В таком случае, он наверняка дурачит меня.
– Пожалуй, он хотел бы одурачить очень многих.
– В каком смысле?
Наклонившись вперед, Доминик плеснул вина в оставшийся бокал и подал его Лауре.
– В том смысле, что он продает англичанам секреты. Он – британский шпион.
Девушка чуть не выронила свой бокал.
– Почему вы так уверены в этом?
– Я застал его за этим занятием, – ответил Доминик низким и грозным голосом.
– Но вы же говорили, что не были тут долгое время! Откуда вы так много знаете?
– Я знаю, что он работает на губернатора Клейборна и других чиновников приезжающих сюда. Он посылает через испанских рыбаков сведения британскому адмиралу Кохрейну. Из-за таких, как он, у властей Луизианы не осталось никаких тайн, впрочем, как и у ее армии.
– Ну, тогда, почему же вы еще не схватили его? – поставив так и не попробовав вино на столик, спросила Лаура. – Не значит ли это, что из-за своего молчания, вы, месье, так же виноваты, как и он?
– Как я уже утверждал раньше, я виноват в очень многих преступлениях. – Его замечание неприятно поразило девушку.
– Но ведь вы, в таком случае, предатель?!
– А кого я предаю, мадемуазель? Францию? Императора? – Доминик взял бокал Лауры и сделал большой глоток. – Нет. Точно так же я не предаю и эту страну, которая меня усыновила.
– Тем более, в таком случае вы должны ее защитить!
– Когда наступит время, я так и сделаю, даю вам в этом слово джентльмена.
Лаура наклонилась вперед и посмотрела ему прямо в глаза.
– Первый раз слышу о том, что вы джентльмен, месье Юкс. У меня, откровенно говоря, на этот счет сложилось уже свое мнение.
– Готов спорить, что оно совсем не такое, как мне бы хотелось, – тихонько засмеялся Доминик.
