небес поэмы Дэмлера которые никогда не читал. Шекспир, Мильтон не шли ни в какое сравнение. От поэм Дэмлера он перешел к романам Пруденс. Сегодня ей не грозило быть низведенной до ранга «дочери Вилмы». Ее талантом он тоже восторгался, хотя еще не удосужился прочитать ее романы. В Англии не было другой писательницы, достойной сравнения с лордом Дэмлером.
– Я не очень щедр на похвалы, – добавил он с достоинством. – Обычно редко читаю книги, могу их не открывать по году, но серьезную литературу, которую вы представляете, всегда приятно читать. Да, я обязательно прочту «Песни издалека». Я имею в виду, что прочту их еще раз, – поправился он, заметив изумленно поднятые брови маркиза.
Поэт кивком головы дал понять Маррею, что пора уходить. Пруденс, в ужасе от оказанного гостю приема, не стала их удерживать.
– Один бокал вина, уж не откажите, – настаивал Кларенс. – Сочту за честь, если выпьете по бокалу вина перед уходом.
Не дав гостям возможности отказаться, он потянул за шнурок и приказал слуге принести вина. Пока тот выполнял распоряжение, Кларенс оседлал любимого конька.
– Хочу спросить, Ваша Светлость, интересуетесь ли вы искусством? – спросил он гостя.
– Весьма. В Греции мне посчастливилось видеть великолепные образцы, – ответил Дэмлер, надеясь следующие пятнадцать минут посвятить приятной беседе об искусстве. Бедняга совсем ничего не смыслил в литературе, но, может быть, понимает толк в теме, которую предложил их вниманию.
– Ах, Греция. Там не увидишь ничего хорошего, кроме камней, – заявил авторитетно Кларенс, зачеркнув одной фразой все классическое наследие. Дэмлер уставился на него в удивлении, на лице его застыла саркастическая улыбка.
– В самом деле? – протянул он нараспев.
– Все, что было, расколото на куски. Вы видели обломки, вроде тех, которые вывез Элджин. Какой скандал. Этот человек не в своем уме, никакого сомнения. Нет. Когда я говорю «искусство», то имею в виду живопись.
– Ах, да, живопись. Я провел какое-то время в Италии. Рим стоит посмотреть и, конечно, Флоренцию.
Слушать впечатления туриста Кларенсу было неинтересно.
– Надеюсь, вы знакомы с Моной Лизой? – спросил он.
– Разумеется, – ответил Дэмлер, не теряя надежды услышать что-нибудь новое о знаменитой картине.
– Это та, что нарисовал да Винчи, – сообщил Кларенс с видом первооткрывателя.
Улыбочка снова появилась на губах Дэмлера.
– Да, так говорят, – согласился он, поощряя хозяина дома к дальнейшему разговору.
– Дядя, наши гости спешат, им пора уходить, – не выдержала Пруденс.
– Ничего, мы можем немного задержаться, – возразил поэт.
– Спешат? Чепуха! Какая может быть спешка, когда речь идет о живописи? А вот и вино! Как приятно побеседовать с джентльменами, которых интересуют не только политика и цены на зерно.
– Вы хотели что-то сказать о Моне Лизе, – напомнил гость.
Маррей бросил на Пруденс извиняющийся взгляд и взял бокал с вином.
– Именно это я и хотел сказать. Замечательный портрет – Мона Лиза. Итальянцы еще называют ее Джокондой.
Сердце мисс Мэллоу ушло в пятки, но выхода не было.
– Да Винчи хорошо посадил натуру, так что ему не пришлось рисовать ее в полный анфас. Это самая трудная поза для художника нарушаются естественные пропорции. Все черты нужно укоротить – чертовски неудобное положение. И еще он укоротил ее ниже талии, чтобы снять проблему пропорций. Когда рисуешь портрет в полный рост, приходится считаться с пропорциями. Он избежал трудностей, умно расположив модель и уменьшив ее ниже талии. Я сам иногда пользуюсь таким приемом, когда спешу.
– Вы рисуете, мистер Элмтри? – спросил Дэмлер, не скрывая интереса.
– Мажу кистью немного. Не профессионально, конечно, вроде того, как вы пишете стихи. Просто для собственного удовольствия.
– Именно так, – согласился первый поэт Англии.
– Недавно нарисовал портрет племянницы. На мотив Моны Лизы. Но я, конечно, не лишил Пруденс ресниц.
Кларенс продолжал рассказывать о своих подвигах в живописи, о том, как он ввел в портрет символическую деталь, и что Лоренс ужасно ему завидует, особенно его скорости в работе – восемьдесят семь портретов в год. Он умудрился посвятить гостей во все свои глупости и несуразности, пока наконец Маррей не убедил Дэмлера, что им надо уходить, несмотря на протесты поэта, который сетовал, что издатель не дает ему насладиться беседой в полной мере.
– Поговорить с этим человеком интереснее, чем провести неделю на курорте, – сказал Дэмлер, когда они направлялись к экипажу. – Мне всегда казалось, что эксцентричные англичане вымерли, но этот экземпляр живет и здравствует и даже имеет хороший дом в Гроувенор-Сквер.
Проводив гостей, Кларенс сказал, обращаясь к племяннице:
– Ну, что ж, этот твой новый поклонник на вид неплохой парень.
– Он не мой поклонник, дядя, – ответила Пруденс, испытывая усталость и разбитость во всем теле.
