– Теперь понятно, почему время от времени я ощущаю покалывание в плече. Кто вытащил пулю?
– Корабельный хирург. Он, как оказалось, разбирается в таких делах, хотя ему бы больше подошла роль мясника.
Генри почувствовал раздражение от того, что Люк напомнил ему о незримой связи, существующей между ними. Связи не только духовной, но и физической, дававшей о себе знать в минуты безмерной радости или страшной беды. Генри осушил свой стакан. Он утешился мыслью о том, что если его самого где-то проклянут, то Люку это не принесет никакого вреда.
– Я заметил, что твой кашель совсем исчез…
– Здесь подходящий климат, – согласился Люк, доставая сигару. – Я бы давно вылечился, если бы не склонность к вредным привычкам.
– Еще я знаю, что ты общаешься с женщиной, которая любит лавандовую воду.
Люк пристально посмотрел на брата:
– Откуда тебе это известно?
– Иногда, совершенно неожиданно, я ощущаю этот запах. Наверное, ты испытываешь к этой леди какие-то чувства, если я улавливаю аромат ее духов.
– Она довольно любопытная особа…
На лице Люка одновременно появилось выражение скуки и недовольства. Нервно покрутив в пальцах сигару, он заговорил о более важных вещах:
– Чарли заслужил хорошую порку, Генри. Разве ты не мог выстрелить в воздух?
– Я даже не успел поднять пистолет. Чарли увидел, как я приближаюсь, и попятился назад. Ты же знаешь, какой он неуклюжий. Он поскользнулся на траве и упал, ударившись затылком о дерево. Разбил голову и, к тому же, сломал себе шею.
Люсьен вздохнул, глядя на дно пустого стакана:
– Несчастный кретин! Три сезона назад на балу у леди Мортон он свалился в корзину с лилиями… Значит, Чарли оставил вдову?
– С еще не родившимся ребенком. Бог знает, когда он успел…
– Тогда не все потеряно. Молись, чтобы это был мальчик! Может, герцог со временем простит тебя.
– Пока он жив – не простит.
– Тогда надо что-то предпринять.
– Я еще об этом не думал. – Плохое виски немного умерило гнев Генри. Теперь он надеялся только на то, чтобы ненавистной и внезапно возникшей зависимости от брата поскорее пришел конец. Давно пора взять то, что должно принадлежать тебе по праву. – Сколько тебе потребуется времени, чтобы переправить мои деньги из Англии сюда?
Люк тяжело вздохнул:
– Если б я знал, что тебе так нужны деньги… Хотя это и так заметно – по твоему виду и по запаху от тебя…
Генри рассматривал свои ногти.
– Если бы ты получил мою телеграмму из Нью-Йорка, то понял бы, что я нуждаюсь.
– Я получил ее.
Проглотив комок, застрявший в горле, Генри заставил себя говорить спокойно и рассудительно:
– Тогда ты все знаешь.
– До сегодняшнего дня я почти ничего не знал, кроме того, что мой управляющий сообщил в своем послании. А именно, что ты очень нуждаешься. Любая телеграмма всегда чересчур эмоциональна, но в ней слишком мало места для конкретных вещей.
– Скажи точно, Люк, когда Хокинс сообщил тебе, что я… очень нуждаюсь?
– Когда твой кораблю отошел от причала на Темзе.
– Понятно…
Если управляющий Люка знал о таких деталях бегства Генри, значит, он следил за ним, как за младенцем. Нет, скорее, как за врагом, которого желают обвести вокруг пальца. Почувствовав, что его предают или уже предали, Генри снова едва удержался от вспышки ярости. Но нет, никогда он не позволит Люку – и любому другому – видеть его слабость.
– Выходит, ты ничего не сделал, Люк?
– Мне говорили, что бедность закаляет характер.
– Значит, кроме того, что ты взял на себя заботу о моих сбережениях, ты еще заботишься о моем душевном здоровье? Очень благородно с твоей стороны!
Люк улыбнулся – но только краешком губ, словно к его изумлению примешивалась печаль:
– Мы не во всем одинаковы, Генри. Если не считать нескольких лет армейской службы, ты постоянно растрачивал понапрасну свое время, деньги и ум. Я не допущу, чтобы это продолжалось.
Генри показалось, что он не узнает брата. Черты лица оставались теми же, однако перед ним был совсем другой человек.
