Генри нахмурился, ожидая ее ответа. Речел не знала, как выйти из затруднительного положения. Ей хотелось найти подходящие слова в свое оправдание или сделать вид, что ее весьма откровенные движения всего лишь невинная шутка. Но Речел плохо умела притворяться.
– Я пыталась вас соблазнить, – она взяла расческу, перебросила волосы через плечо на грудь и начала их расчесывать. – А теперь привожу в порядок волосы.
– Ах, соблазнить? – Генри усмехнулся. – Сейчас самое время напомнить мне о моих обязанностях. Но соблазнять меня не нужно. Все, что вы должны сделать, – это указать время, место и способ.
Его слова показались Речел отвратительными, но она не возразила. Желание сейчас затмевало разум. Ей хотелось только одного – чтобы муж овладел ею и оставался с ней как можно дольше. Речел рассыпала волосы веером на груди.
– Сейчас, Генри… Здесь… Так, как это делают мужчины… когда они любят.
Генри протянул руку и убрал волосы Речел, открыв для обозрения ее грудь. Он провел пальцем по ее соску – сначала вверх и вниз, затем вокруг темного ореола.
– Мне часто приходилось притворяться, Речел. Но боюсь, что не смогу изобразить из себя влюбленного…
Генри стоял совсем близко, его ноги касались края кровати. Он наклонился вперед, продолжая ласкать Речел, все еще напоминая призрак, наполовину освещенный и наполовину стоящий во тьме. Женщина потянулась к нему, положила руки ему на грудь, подняла голову и раскрыла губы.
– Возможно, мы оба научимся притворяться… Слова почти застряли в ее горле. Притворство существовало для женщин, которые продавали за деньги плотские радости, независимо от того, нравилось ли это им самим. И все же Речел готова была униженно принять все, что Генри мог дать ей… в этот миг.
Его губы вдруг впились в ее рот, жадно и яростно. Речел узнала эту ярость. Генри тоже хотел ее и, может быть, ненавидел себя за минутную слабость.
Речел знала, что он испытывал. Она полностью растворилась в его поцелуе, став частью бури, бушевавшей в душе Генри. Его руки касались ее тела, как крылья ветра. Он вбирал ее дыхание и отдавал ей свое. Его пальцы двигались в лихорадочном ритме, пока Речел не почувствовала внутри жар и не услышала громкое биение своего сердца.
Генри оторвал губы – только затем, чтобы найти мочку ее уха или ямку у шеи. Он продолжал ласкать Речел, пока она не почувствовала, что парит в небе. Генри опустил голову, посмотрел на свою руку, которую держал у нее между ног, и скользкими влажными пальцами начал щекотать соски Речел.
Внезапно остановившись, он отступил назад, сорвал с себя рубашку, расстегнул и снял брюки. Он молча стоял перед Речел, и она видела, сколь велико его желание. Его тело отбрасывало огромную тень, как будто Генри окружали грозовые облака, а сам он был эпицентром бури.
Они глядели друг на друга, охваченные страстью. Сейчас этого было достаточно. Когда-нибудь страсть станет сильнее и, возможно, превратится в нечто большее, – только нужно набраться терпения и подождать.
Генри взял Речел за плечи, бросил на кровать, и накрыл своим телом. Когда он глубоко проник в нее, она обняла его и выгнулась дугой ему навстречу. Руки Генри держали Речел за бедра. Она застонала, когда его движения стали жестче и быстрее, вскрикнула, когда почувствовала внутри резкие толчки и разлившийся огонь. Сама Речел пыталась сдерживать постепенно охватывавшее ее удовольствие. Казалось, что там, где соединялись их тела, билось общее сердце. Речел не знала, когда именно Генри достигнет наивысшего удовлетворения, произошло это или еще нет. Она прислушивалась к себе и ждала своего мига.
Сжавшись в пружину, Генри замер и затем вошел в Речел с такой силой, что она забыла обо всем, кроме безграничного наслаждения. Генри застонал прямо над ее ухом, приподнялся на локтях. И тут Речел почувствовала, что сладостное ощущение угасает, что между их разгоряченными телами внезапно оказались лишь холод и пустота.
– Речел, дай мне уйти, – тяжело проговорил Генри.
Она все еще держала его, обвив руки вокруг его шеи, а ноги вокруг бедер. Он глубоко вздохнул:
– Дай… мне… уйти.
Его слова звучали грубо и отчаянно, угрожающе и требовательно. Речел опустила ноги и теперь обнимала Генри только за шею.
– Я не могу, – прошептала она. – Пытаюсь, но не могу…
Его дыхание стало более размеренным и теперь касалось лица Речел, как легкий ветерок. Она все еще владела его телом, но его сердце и разум уже не принадлежали ей.
Я тебе ничего не дам сверх этого, Речел, – произнес Генри.
Не даст или не может дать?
– Я ничего и не прошу, – ответила она.
Он вырвался из ее объятий, и ногти Речел оставили царапины на его плечах. Его ладонь еще касалась ее живота. Речел молча смотрела, как Генри медленно и неизбежно отдалялся от нее. Наконец, и его ладонь оторвалась от ее тела. Он отвернулся, сел на край кровати и оделся.
– Теперь я могу идти? – поинтересовался он. «Куда идти?» – хотела она спросить. «Зачем?» – хотела она знать. «Останься!» – хотела она попросить. Но Речел ничего не произнесла, боясь выдать чувства, которым не знала названия.
– Я оборудовал соседнюю пустующую хижину под студию, – сказал Генри. – Там я буду один. Если я вам понадоблюсь, крикните или позвоните в колокольчик, или еще как-нибудь позовите, я услышу.
Речел села на кровати, достала сложенную под подушкой ночную сорочку и надела ее.
– Как и все жители города, вы должны будете работать. Больше я ни для чего вас не позову.
