люблю другого.
Топнув маленькой ножкой, она повернулась к Марии. Бархатная юбка взметнулась вокруг ее ног. Выражение лица у нее теперь было страдальческим и одновременно злым – ничего общего с тем скромным, застенчивым и беззащитным существом, которым она была все эти дни.
– Ты не можешь себе представить, что значит любить человека, который тебе не пара. Когда все твое существо страстно жаждет его. Ты закрываешь глаза и видишь только его лицо, вспоминаешь неизъяснимое наслаждение от его прикосновений, прекрасно сознавая при этом, что он был и навсегда останется только несбыточной мечтой.
– И, пожалуйста, не говори мне, что я должна научиться любить Салтердона, – сверкая глазами, добавила Лаура. – Я слышала это уже сотни раз, Мария. Я скорее умру, чем выйду замуж за человека, который интересуется мной только потому, что я подхожу ему, когда на свете есть тот, кто будет обожать и лелеять меня. Если бы только…
– Что?
– Если бы он только был благородного происхождения.
– Вот, значит, в чем дело, – тихо сказала Мария, обращаясь больше к самой себе. Какая злая шутка. Гримаса судьбы.
– Мария, – Лаура опустилась на скамью рядом с Марией и с жаром сжала ее руку. – Если бы я могла стать такой же свободной, как ты. Иметь возможность выйти замуж за любимого человека и не думать об этой противной ответственности, о которой твердят наши отцы. Если бы я могла поменяться с тобой местами, Мария, то была бы счастливейшей женщиной на свете.
– И я тоже, дорогая Лаура, – тихо ответила Мария, на секунду прикрыв глаза. – И я тоже.
Когда луна поднялась из-за окружавших дом холмов, Салтердон проскользнул в ее комнату, принеся с собой запах холодного ветра, сырой кожи и лошадей. Мария, расчесывавшая волосы перед зеркалом, не успела даже повернуться. Он обнял ее и закружил. Она засмеялась – каждый раз, когда он оказывался рядом, радость переполняла ее. Он поцеловал ее плечо, шею, нежную кожу за ухом.
– Ваша светлость, я несколько часов искала вас. Становится очень трудно скрывать ваше выздоровление от бабушки.
– Не желаю говорить о ней, – прошептал он ей на ухо и снова закружил ее. – Я хочу рассказать тебе, где был и что видел.
Мария отстранилась и, прислонившись к трюмо, рассматривала его лицо и глаза, которые больше не были ни мрачными, ни сердитыми, и нисколько не напоминали волчьи. Он был похож на озорного мальчишку.
– Похоже, у вашей светлости с каждым днем прибавляется сил…
– С каждым часом, милая, – он ударил кулаками по своим длинным, обтянутым кожаными брюками ногам и снова потянулся к ней. Она отстранилась, чтобы не поддаться искушению броситься к нему в объятия и отдаться в его власть.
– Гости начинают прибывать завтра утром. Думаете, Бейсинсток будет вечно поддерживать этот обман?
– Я удивлен, что он так легко согласился плясать под дудку герцогини.
– Эдкам продолжает давить на ее светлость, чтобы она отправила вас в «Роял Оукс». Он считает, что человек, который заперся в комнате и отказывается общаться с кем бы то ни было, лишился остатков разума.
– Эдкам подлец. После смерти отца они с Такли, как пиявки, присосались к бабушке. Упрятав меня в «Роял Оукс», они получат возможность распоряжаться имуществом и финансами семьи после ее смерти. Такли понимает, что я выгоню его, как только получу бабушкино наследство. Это называется инстинкт самосохранения, моя милая Мария. Не одна семья была разрушена бессовестными управляющими.
– Если вы считаете их нечестными, то почему не настаивали, чтобы бабушка…
– Избавилась от них? – Он пожал плечами. – Настаивал. И мой брат тоже. Но она почему-то восхищается ими. У нее острый как бритва ум, и она знает, что они иногда воруют по мелочам. Но считает это неопасным. Кроме того, кто еще будет терпеть ее характер? Баловать ее? Льстить ей, вынуждая считать себя более значительной, чем она есть на самом деле?
Он рассмеялся.
– Не так давно я сам действовал точно так же. Затем Салтердон извлек из кармана брюк сложений листок бумаги, развернул и протянул девушке.
Мария увидела линейки нотных знаков и заглавие вверху: «Песня Марии».
– Мое произведение, – сказал он и танцующей походкой медленно обошел вокруг Марии. – Каждое утро перед рассветом я скакал в поле за холмами и, подставив лицо ветру, смотрел, как над горизонтом встает солнце, освещая бархатистыми лучами долину. В алых и серебристых сполохах мне чудилось твое лицо. Сладкий аромат крокусов напоминал запах твоего тела. Я представлял себе, как мы любим друг друга на этой зеленовато-бурой траве. И ко мне, как на крыльях ангелов, спускалась музыка.
– Ваша светлость… умоляю вас…
– Что? Заняться с тобой любовью? Здесь? Сейчас? Пойдем в музыкальную залу, и я подарю тебе «Песню Марии», а потом положу на рояль и сделаю так, что ты будешь кричать от наслаждения.
Она повернулась, чтобы убежать, но он перекрыл ей дорогу своим телом, ставшим необходимым ей, как воздух.
– Я больше не могу. Ложь вызывает у меня отвращение. Я ненавижу себя, когда сижу рядом с Лаурой и притворяюсь. Я устала от глупых мечтаний, которые преследуют меня и днем и ночью. Но больше всего я презираю себя за ту проклятую беспомощность, которую я испытываю в вашем присутствии, – она отступила. – Я ненавижу все то, что вы олицетворяете. Ваш образ жизни ужасает меня. Брак без любви, а только лишь ради материальной выгоды отвратителен. Меня бесит ваша трусость.
Глаза Салтердона прищурились, на щеках заиграли желваки. В серых глазах опять мелькнуло что-то волчье.
– Да, – кивнула она. – Вы трус, ваша светлость. Вы прячетесь от неизбежного. Предпочитаете ничего не предпринимать относительно вашей свадьбы, а скрываетесь, боясь, что бабушка лишит вас наследства, если вы ослушаетесь ее.
Сливки высшего общества, как стая голодных волков, съезжались в Торн Роуз в своих черных блестящих каретах, запряженных великолепными лошадьми. Огромный дом наполнился болтовней, смехом и… вопросами.
Действительно ли его светлость выздоровел?
Или Дансуорт настолько глуп, чтобы отдать свою дочь сумасшедшему?
И верны ли слухи, что здоровье герцогини резко ухудшилось?
Салтердон стоял в нише наверху, наблюдая за вереницей мужчин и женщин. Когда-то они были его друзьями. Он танцевал с ними. Соблазнял. Пил с ними. Играл в карты. А они отвернулись от него. Называли его безумцем. Чудовищем. Монстром.
Еще ощущая запах Марии, вкус ее губ, он посмотрел на Лауру Дансуорт, стоявшую рядом с отцом. Она любезно приветствовала любопытных гостей и, вероятно, извинялась за отсутствие Салтердона.
Когда-то он считал ее необыкновенно привлекательной… как ребенка. Но в ней не было души и огня. Она походила на цветок из оранжереи, на который приятно смотреть, но который легко сломается при малейшем ветре.
Она, несомненно, умна. Она могла пересказать сведения и факты, почерпнутые из серьезных книг, чтобы поддерживать беседу в течение целого вечера. Но как насчет способности делать правильный выбор и принимать разумные решения относительно собственной судьбы? Помимо всего прочего, она, без сомнения, переживет его на несколько лет… Справится ли она тогда с обязанностями герцогини?
Когда-то его влекло к ней. Подобное влечение испытывает любой мужчина к прекрасному женскому телу. Внезапно это влечение показалось ему таким незначительным, как одинокий уголек среди лесного пожара чувств, которые он испытывал к Марии.
Мария – полная противоположность тому, что он считал необходимым для женщины, подходящей для брака.
