— Можно мне еще молока? — спросила она, протягивая свою пустую чашку.
Гэрет снова налил молока из кувшина.
— Тебе не надо спрашивать. У нас много еды.
— Все очень вкусно. Как вы думаете, когда миссис Хэттон вернется?
— Через час или два. Ты в самом деле хочешь попросить ее расстегнуть пуговицы?
Кристиана с беспокойством взглянула на него.
— А что, нельзя? Мне не хочется сердить ее, но видите ли…
Она повернулась спиной к Гэрету, изогнувшись на стуле так, чтобы он мог увидеть бесконечные пуговички на спине размером с горошину. На каждой была маленькая петелька из розового шелка. Пуговицы шли вниз по ее стройной спине.
— Если я начну просто снимать, я испорчу платье, — объяснила она. — Сама я не могу их расстегнуть, и у меня нет горничной, чтобы сделать это.
Гэрет изо всех сил старался не рассмеяться.
— Знаешь, — предложил он наконец, — может быть сейчас самое удобное время чтобы ты научилась чему-нибудь полезному, предположим, одевать и раздевать себя. У миссис Хэттон нет времени для этого, а других женщин в доме нет. Может быть тебе придется быть заключенной в это платье, пока ты не уедешь. Ну, не вспыхивай, как полено в печи, я шучу. Повернись ко мне спиной, и я расстегну эти глупые пуговицы.
От этих слов она просто пришла в ужас.
— О, но вам нельзя. Это неприлично.
— Не будь ребенком. Я не собираюсь бить тебя. А кроме того, мне уже приходилось видеть женские спины. Если ты хочешь, я могу расстегнуть твои пуговицы, и тогда ты сможешь пойти и надеть другое платье. А можешь сидеть и ждать еще пару часов миссис Хэттон, которая тебе ответит, что ты должна это делать сама.
— Или ты думаешь, что я могу позволить себе что-то лишнее, — добавил он. — Я ничего не собираюсь с тобой делать. Мой отец сейчас в своей библиотеке, как раз через несколько комнат от нас. Ты можешь закричать, и он сразу прибежит.
На ее лице появилось выражение облегчения. Смешно, какой испуганной она кажется. Она повернулась к нему спиной, отбросила свои черные волосы с плеч.
Гэрет пересел на стул рядом с ней и начал снимать маленькие шелковые петельки, на которые были застегнуты пуговицы. Какой же странной колючей девушкой она была. Капризная и трогательная. Когда его пальцы коснулись ее шеи, она напряглась и вздрогнула.
Почему-то это вызвало у него раздражение.
— Какой же ты ребенок еще, — заметил он. — Ты считаешь, что ты очень умная, раз ты жила при французском дворе, но это совсем не так. Я думал, что ты упадешь в обморок, когда увидела, как я купаюсь у колодца.
Ее спина была как бледный шелк. Он расстегнул все пуговицы и смотрел на ее спину. От ее волос шел экзотический цветочный запах.
— Не называйте меня ребенком, — резко сказала она. — Я была просто удивлена.
Гэрет глубоко вздохнул и снова сосредоточился на выскальзывающих из пальцев маленьких пуговицах.
— Удивлена, — насмешливо заметил он, — ты наверно никогда в жизни не видела мужскую грудь.
— Я видела, — возразила Кристиана, — сотню раз. В Версале Артуа… — она вдруг замолчала, вспомнив об Артуа, который менял рубашку в ее присутствии так же спокойно, как он это делал при своем слуге, — пожалуйста, давайте не будем говорить об этом.
Гэрет замолчал, почувствовав грусть в ее словах. И так, у нее был любовник. Это не должно удивлять его. Правда, она застенчива, как юная девушка, краснеет, отводит глаза. Ну конечно, сказал он себе, ты же не французский аристократ, не так ли, Гэрет? Ты фермер глупый крестьянин.
Он продолжал расстегивать пуговицы. Показалось белое кружево корсета, плотное белое кружево сложного рисунка на фоне бледной кожи.
Не удержавшись, Гэрет поднял палец и нежно прикоснулся к ее спине. Прикосновение его было нежным, как у крыльев бабочки.
— Все твои пуговицы расстегнуты, — просто сказал он, не пытаясь дотронуться до нее снова.
Она быстро вскочила со своего стула, который с грохотом опрокинулся на пол, и быстро вышла из комнаты.
Только вбежав в свою комнату, она почувствовала себя в безопасности и долго стояла прислонившись к двери, часто дыша.
Надо было дать ему пощечину, ей надо было закричать. Она не должна была позволять расстегивать платье.
Но настоящая причина ее волнения была в том, что его нежное прикосновение сильно возбудило ее. Она много раз видела, как Артуа меняет рубашку, но когда она увидела, как Гэрет купается у колодца, она почувствовала совсем другое.
В самом деле, сейчас она испытывала совсем другое, новое чувство.
Она начала уже бояться того дня, когда Филипп и Виктория уедут в Новый Орлеан. Конечно, сейчас уже поздно что-либо менять, сказала она себе. Обо всем уже договорились. И даже если она передумала, как она смогла бы объяснить это?
Она пробудет здесь только два месяца, напомнила она себе. Два месяца — это не очень много, и она, конечно, сумеет избегать Гэрета Ларкина все это время.
Казалось, это будет так просто.
Но на самом деле все вышло иначе. Каждое утро он сидел за столом во время завтрака и смотрел на нее. Его странные желтовато-зеленые глаза смотрели насмешливо, на губах играла кривая ухмылка. Казалось, он понимал, как она смущается и, что хуже всего, казалось, это его ужасно развлекает.
Вместо того, чтобы вести себя, как джентльмен, (кем он, конечно, не был), и принципиально соблюдать приличное расстояние, он, казалось, наоборот все время искал встреч с нею, стараясь при каждом удобном случае коснуться ее. Он дотрагивался до ее плеча в зале или брал ее за локоть, когда она пыталась проскользнуть мимо него в дверях. Иногда он предлагал ей руку, когда она поднималась из-за стола. Все это были совсем невинные дружеские жесты, если бы не озорной блеск его глаз,
Кристиана не отходила от брата и Виктории, предлагая ей помочь няньчить ребенка, что (признавалась она себе) делала довольно неуклюже. Она предложила Виктории помочь упаковывать вещи, что заняло совсем мало времени. Или искала любое для себя дело.
Она терялась среди этих шумных людей с их странными привычками и громкими голосами. Они смеялись буквально над всем, спорили из-за всякой ерунды и, казалось, ничто не могло вывести их из себя.
Холодный взгляд и приподнятая бровь, которыми она пользовалась, чтобы разозлить маркизу Пьерфит, заставляли Ричарда хохотать. Холодный резкий голос, которым отчитывала слуг и горничных, вызвал просто недоумение у Джеффри и Стюарта, а позже она слышала, как Стюарт изображал ее гнев, копируя ее голос и манеры.
Она решила думать только о Новом Орлеане, куда она уедет еще до наступления осени. Она мечтала о том, что там она найдет себе богатого мужа, который купит ей бриллианты, платья, экипажи. И тогда ее жизнь станет такой же, как прежде, до того, как мир разрушился, и она никогда больше не будет иметь никаких дел с этими противными англичанами.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда Филипп и Виктория уехали в Новый Орлеан, Кристиана, действительно, почувствовала себя одиноко. Все в доме были заняты работой: кто ухаживал за овцами, кто за курами и коровами, кто работал в поле, кто в огороде.
Миссис Хэттон занималась кухней. Она сразу ясно дала понять, что не хочет, чтобы кто-нибудь «торчал здесь и путался у нее под ногами», и что она не собирается относиться к Кристиане как-то «по-особому».
