которая некоторым казалась грубой, а она находила ее очень смешной. Он всегда смешил ее.
За окном прокукарекал петух. В темноте еще не наступившего утра это показалось ей мрачным предзнаменованием. Сон ее был настолько реальным, настолько явным, что ей казалось, что она сейчас увидит снег за окном вместо буйной весенней листвы.
Кристиана внезапно почувствовала себя очень одинокой. Она вдруг поняла, что даже если бы Артуа был жив, он был бы все равно для нее потерян, также как и Габриэль.
— Я не смогу этого вынести, — прошептала она, сердце ее сжалось тугим комком в груди.
Губы ее скривились, она тихо заплакала, уткнувшись в подушку, грустя о друзьях, которых она навсегда потеряла. Кристиана оплакивала себя, с болью понимая, что осталась совсем одна в мире, где ей нет места. Казалось, что она может умереть от боли и что жизнь ее уже никогда не наладится.
После работы в саду тело ее болело, пальцы рук тоже болели. Она встала, надела голубое платье, спустилась по лестнице и вышла в сад.
В саду было прохладно и тихо. Кристиана была удивлена, каким красивым стал сад после ее работы. Цветы выглядели более крепкими и здоровыми, как будто они подросли за одну ночь. Она наклонилась и провела пальцами по цветку лаванды, вдыхая его приятный аромат. Она подумала, что ранним утром запахи у цветов кажутся сильнее.
Бутон розы был слегка приоткрыт. Интересно, каким он будет, когда полностью раскроется.
Кристиана медленно переходила от одного цветка к другому, не думая ни о чем; только о форме и цвете растений, о том, как на них попадает роса, которая начинала сверкать, как только появлялись первые лучи солнца. Она любовалась цветами, их разноцветие успокаивало и радовало ее.
— Ты только посмотри, как здесь красиво, — раздался голос сзади, и ома быстро обернулась.
Это был Даниэль. Он был одет в рабочую одежду: грубая рубашка с длинными рукавами, старые брюки вместо аккуратного костюма и тщательно завязанного галстука, которые он надевал, когда ехал давать уроки латыни.
— Ты сегодня рано встала. Ты вышла полюбоваться своей работой.
Кристиана кивнула не без удовлетворения.
— Стало гораздо лучше, правда?
Даниэль улыбнулся, он с удовольствием осматривал сад.
— Гораздо лучше.
Кристиане стало теплее от его поддержки. У Даниэля были такие спокойные мягкие манеры, что было просто невозможно не чувствовать себя с ним уютно.
Он поставил ведро на землю, подошел к кусту розы, сорвал лист и показал Кристиане желтые пятна на обратной стороне листа.
— Ржавчина. Если увидишь такие листья, удаляй их немедленно, пока они не заразили другие листья.
Кристиана внимательно рассмотрела листок и кивнула.
— С тобой все в порядке? — глядя сочувственно в ее покрасневшие глаза, спросил Даниэль. — Ты выглядишь так, как будто плакала.
Кристиана вздрогнула и чуть не сказала ему, что это не его дело, но взгляд его был таким добрым, сочувствие было таким искренним, что она решила ответить ему честно.
. — Да, плакала. — она внимательно изучала соцветие наперстянки, пурпурные колокольчики с черными крапинками и белые внутри. Кристиана глубоко вздохнула прежде чем закончить ответ. — Мне приснилось, что я снова вернулась в Версаль, что мы снова катаемся на санях с Габриэль и Артуа. Сон был таким явным, мне кажется, что все это только что было на самом деле.
Даниэль молча кивнул.
— Иногда, — продолжала Кристиана, — я чувствую, что у меня все прекрасно. Мне это даже странно. Такого не может быть, но иногда мне кажется, что Габриэль не убивали, что Артуа может в любой момент войти в дверь и сказать: «Давай попьем кофе и разучим новую пьесу Моцарта». Мне кажется, что я никогда не перерезала горло мужчине.
Если Даниэль и был удивлен ее словами, он не подал вида, а просто спокойно стоял.
— А в остальное время? — спросил он наконец. Кристиана наклонилась и вырвала небольшой сорняк, который не заметила раньше.
— А в остальное время, — горло у нее сжалось, дыхание прерывалось, — она с ожесточением вырвала еще один сорняк, прежде чем закончила. — В остальное время я чувствую, что сердце мое разрывается. Правда, буквально разрывается. Иногда я чувствую себя самой одинокой женщиной в мире. Я чувствую боль, которая, как мне кажется, никогда не уйдет от меня. Боль приходит и уходит волнами. Я вспоминаю их по миллиону раз в день. Я знаю, Артуа посмеялся бы над этим, если бы он мог что-то сказать мне. Я вспоминаю Габриэль, ее шляпку, которая была на ней перед тем, как она умерла.
Глаза ее неподвижно смотрели в пространство и были горячи от невыплаканных слез.
— И я знаю, что я никогда их больше не увижу.
— Да, может быть, — согласился Даниэль, — но ты еще так молода, тебе только двадцать. Ты еще встретишь друзей, которые полюбят тебя.
— Слишком мало для этого шансов, — сказала Кристиана, вымученно улыбнувшись, — я не очень-то нравлюсь людям.
— Чепуха, — уверенно сказал Даниэль, — ты мне нравишься и братьям ты тоже нравишься по-своему. И Гэрету ты нравишься.
Кристиана фыркнула, издав при этом странный звук.
— Чепуха, — повторила она словечко Даниэля, щеки ее покраснели при упоминании имени Гэрета.
Даниэль рассмеялся.
— Нет, правда. Ты очень всем нравишься. Ты очень сильная и храбрая девушка. А ты в самом деле убила человека?
Он сказал это так просто, как будто речь не шла о самом ужасном в мире преступлении.
— Мне пришлось это сделать. Это было ужасно, ужасно и отвратительно. Но у меня не было другого выхода.
— Конечно, я уверен в этом, я в этом нисколько не сомневаюсь.
Они замолчали, слушая пение птиц на деревьях, негромкое ржание лошадей в стойле. Кристиана приблизилась к Даниэлю.
— Спасибо тебе, — сказала она тихо, не вполне осознавая, за что именно она его благодарит. Возможно, за то, что выслушал, за то, что не испугался ее признания в том, что она кого-то убила.
— Не думай об этом, — он похлопал ее по руке, затем взял ведро, направился к колодцу и сообщил ей. — Сегодня стрижка овец, работа начнется рано. К нам придут люди, чтобы помочь. Будет полный дом народу. А когда работа закончится, у нас будет праздник.
Кристиана кивнула, и снова обратила свое внимание на цветы. Она выбрала несколько незабудок, сорвала их, любуясь их нежно-голубым цветом, и украсила ими волосы.
На несколько минут она забыла о своем решении покинуть этот дом и переехать в другой, но голос Гэрета, приветствовавшего своих братьев, снова напомнил ей о случившемся. Она повернулась и пошла к дому, полная решимости осуществить свой план.
Кухня гудела как пчелиный рой. Миссис Хэттон уже ставила пироги в печь, резала толстыми кусками буженину, варила яйца. Джеффри, Стюарт и Ричард пили чай и спорили между собой, кто больше всех острижет овец. Собака бегала туда-сюда, стараясь стащить что-нибудь из еды и путалась у всех под ногами.
Мэтью Ларкин сидел за столом, перед ним лежала книга. Казалось, он был в состоянии блаженного забвения и не замечал волнения окружающих. Его редкие седые волосы торчали во все стороны.
— Ты действительно собралась переехать в дом дяди Алдена? — спросил Ричард, как только заметил вошедшую Кристиану.
— Да, собираюсь.
Миссис Хэттон бросила недоверчивый и немного насмешливый взгляд через плечо.
— Ты убежишь сразу же, как только увидишь этот дом, потому что это грязное место.
— Тогда я там все вымою. Дайте мне, пожалуйста, все, что нужно для этого.
