ряды зданий, стоявших напротив их дома.
– № 11, Эшли Роуд, Хаммерсмит, Лондон, Вест, 6, – произнесла вслух Рейчел. – Представить только, жить в Хаммерсмите на Эшли Роуд, 11.
«Январь, месяц краха надежд и планов, – подумала она. За дверью послышался плач младенца. – Иду… иду, успокойся, Сара… я здесь». – Она взяла маленький мокрый комочек и прижала его к груди.
– Ты не будешь жить всю свою жизнь на Эшли Роуд в Хаммерсмите, моя крошка. Ты вырастешь и уедешь подальше от Лондона. Прочь от этих хмурых улиц и недобрых людей. – Она взглянула на прелестное розовое ушко и вдохнула особенный запах, присущий только младенцам. Рейчел понесла малышку вниз, на кухню. Она обычно принимала изрядную порцию джина с тоником, чтобы успокоить себя перед кормлением. Ужасно, но ей еще требовалось несколько сигарет, чтобы она могла как следует расслабиться и затем просидеть долгое время на стуле, занимаясь утомительной процедурой кормления, срыгивания и затем кормления вновь.
Она представила ужас в глазах акушерки, если бы та могла видеть Рейчел в этот момент.
«Бесплодная старая ведьма, – подумала Рейчел. – Она отхлебнула большой глоток джина и глубоко затянулась сигаретой. – В самом деле, надо бросить это идиотское занятие. Какой смысл в том, что изо всех сил пытаюсь доказать, какая я прекрасная мамаша, чтобы угодить акушерке, если при этом превращаюсь в законченную алкоголичку или сдохну от рака легких?»
– Ведь я кормила грудью Доминика целых шесть месяцев, – объяснила она вежливо слушавшей ее кошке. – С ним, вроде бы, все в порядке.
У нее будто гора с плеч свалилась, как только она приняла это решение. Рейчел вспомнила их последний визит к Уильяму и Юлии. Рейчел, уже беременная Сарой, не изъявляла желания выслушивать нотации Юлии.
– Я кормила Чарльза грудью до 2 лет, дорогая.
– Мама, – сказал Чарльз, – мы высечем это на твоем надгробии.
Позже, когда они были на кухне, и Рейчел, уставшая за целый день, сидела за столом, а Доминик наконец угомонился и уснул в комнате Элизабет, Юлия призналась:
– Не знаю, как ты, но грудное вскармливание Чарльза стало для меня своеобразным сексуальным откровением.
Рейчел изумилась и покраснела.
– Неужели, Юлия? Я испытываю все, что угодно, но только не это. Мне даже совершенно не хочется кормить грудью следующего младенца.
– Тебе следует делать это обязательно, дорогая. Младенцу нужно материнское молоко. Думаю, проблемы возникают из-за того, что у тебя самой не было матери. Ты должна отдавать себе отчет в том, что две старые девы не могли стать для тебя полноценной заменой хорошей матери. – Легкая страдальческая улыбка заиграла на ее губах.
– Мы дорого платим за своих малышей. Они появляются, мы любим их, а затем они оставляют нас. Так оно есть на самом деле, так тому и быть во веки веков.
– Вы имеете в виду Элизабет? – спросила Рейчел, взглянув на Юлию, и про себя подумала, что она проиграла это сражение. – Что от нее слышно?
Юлия покачала головой.
– Ничего нового. Мы получили письмо, в котором говорилось, что она была в Найроби и ждала, когда ее отправят в джунгли проповедовать. Разумеется, девушка должна поступать так, как ей нравится. Я не из тех, кто так или иначе стремится ущемить своих детей. Если она нашла свое счастье, то мы с отцом только гордимся ею.
Для Юлии настали трудные времена. Чарльз переехал в Лондон после того, как Рейчел закончила университет. Ему предложили работу в местной газете Хаммерсмита, которая называлась «Аргус Вечернего Хаммерсмита», что, бесспорно, являлось большим шагом вперед в сравнении с «Газетой Бридпорта». Элизабет, как только ей исполнился 21 год, оставила дом и присоединилась к миссионерам в Африке, и с тех пор, собственно, ее никто не видел.
Рейчел очень сожалела об этом, так как Элизабет ей нравилась. Она посадила Сару на детский высокий стульчик.
– У меня в жизни должно быть еще что-то, кроме детей.
Рейчел смутно сознавала, что должна получать от Чарльза нечто большее, чем она получала в действительности. Внешне они производили впечатление очень счастливой, преуспевающей молодой четы. Чарльз чувствовал себя в Лондоне как рыба в воде. Рейчел ненавидела город, но понимала, что должна поступаться собой во благо супруга. Хорошо, что Анна жила в Кенсингтоне, и изредка, по пути в отпуск, из командировок по линии Министерства иностранных дел, наезжали Клэр с Майклом, возвращаясь из какой- нибудь далекой экзотической страны.
– Не знаю, что это, – жаловалась Рейчел Анне. – Просто, кажется, я не могу больше находить общий язык с Чарльзом.
Анна оставалась непреклонной противницей мужского пола.
– Чарльз не утруждает себя общением с кем бы то ни было, душа моя. Обычно он слишком занят своей персоной, часами разглядывая себя в зеркале.
– Анна, не будь к нему слишком жестокой.
– Да я и не пытаюсь. Просто мне надоело приходить сюда и все время видеть, как ты чахнешь на глазах. Последнее время, что я бывала здесь, от тебя постоянно отвратительно пахнет.
– Знаю. Это просто ужасно. Сара все время срыгивает. На меня, на мебель, на ковер. Я все отмываю, но этот запах… Извини.
Анна посмотрела на нее.