– Ты знаешь, почему я напилась?
– Если помнишь, ты всю обратную дорогу орала в машине, потом тебя стошнило прямо перед парадным. Ты только и твердила: «Корь».
– Правильно. Все абсолютно так и было. Именно тогда я и поняла, что должна заниматься еще чем-то. Ты знаешь, что со мной никто не разговаривал на этом вечере? Точно так же, как в предыдущие разы. «Чем вы занимаетесь?» – «Я домохозяйка». – «Ах, да. Пойду возьму еще чего-нибудь выпить, если вы не против». – И снова я оставалась одна, пока не наткнулась еще на одну такую же женщину, забившуюся в угол. Она тоже оказалась «просто домохозяйкой», поэтому мы говорили о том, стоит ли Саре делать прививку от кори.
– Впечатляюще. Уложила меня на лопатки, – Чарльз упал на кровать. – Ладно. Я посижу с детьми, но не позволю этой девице-жеребцу забивать тебе голову всякими бредовыми идеями.
– Спасибо, Чарльз. – Рейчел наклонилась и нежно поцеловала его.
«Я глупая, как телка, – подумала она. – А мне нужно скакать от радости, что у меня есть муж, который работает, не покладая рук, ради нас, и любит свою семью. Завтра попытаюсь не сердиться».
– Попробуй валиум, – предложила Мэри, жившая по соседству. – Он помогает мне. Одну – утром, одну – в обед и одну – вечером перед сном.
Рейчел сидела у Мэри на кухне, которая была такой же «средой обитания», как и все кухни в округе, за исключением госпожи Мольской. У госпожи Мольской было восемь детей, и она жила на пособие. Она предпочитала тратить свои жалкие гроши на выпивку и вечеринки.
– Во всяком случае, ей платят за это. Мэри изумленно посмотрела на Рейчел.
– В самом деле, Рейчел. Что ты несешь?
– Можешь честно ответить, неужели ты никогда не задумывалась, что тебе было бы легче, если бы получала за это деньги. Не за те разы, когда получаешь удовольствие, а за все время, когда тебе приходится этим заниматься.
Мэри была, пожалуй, единственной женщиной по соседству, с которой Рейчел могла поговорить. Вниз и вверх по улице находилось несколько домов, где Доминик мог поиграть, а она провести некоторое время и поболтать в промежутках между магазинами и уборкой. Мэри тоже получила воспитание в монастыре, поэтому женщины потянулись друг к другу сразу же и нашли много общего. Муж Мэри работал страховым агентом и весьма преуспевал в этом деле. На службу он мчался сломя голову, словно черти гнали его. Рейчел смотрела на его обгрызенные ногти и на желтые пятна никотина на пальцах.
– Он угробит себя, Мэри, если не охладит свой пыл.
Мэри пожимала плечами.
– Нет, Роберту это не грозит. Он любит такой темп жизни. Даже редкий раз, когда остается дома, то все время висит на телефоне. Я не возражаю. Я вышла за него замуж, так как знала, что с ним не пропадешь. У него светлая голова, и он часто поступает очень неожиданно. Для мальчика из маленького ирландского городка он добился больших успехов. Не представляю, что бы я делала без него.
– А не бывает у тебя такого чувства, что ты сыта всем по горло? Слушай, мне двадцать семь, я имею двоих детей. Изо дня в день встаю в семь. Готовлю завтрак для Чарльза и Доминика. Затем мне нужно одеть и покормить малышку. Чарльз уходит ровно в 8.30. Потом я убираю со стола и спорю с Домиником, какое пальто ему одевать. Затем я кладу малышку в коляску, и мы отправляемся провожать Доминика до школы. Доминик убегает, я еле успеваю за ним, толкая впереди себя коляску. Через двадцать минут я вновь у своего дома. Вхожу. Мне везет, если девочка засыпает, и тогда я могу выпить чашечку кофе и выкурить сигаретку. Обычно передо мной простирается бескрайняя зона стихийного бедствия, в которой мне предстоит наводить порядок. Иногда я воображаю кухню – Китаем, гостиную – Россией, а спальню – Америкой. Сама превращаюсь в Генри Киссинджера и к обеду договариваюсь со всеми о перемирии. В честь победы я доедаю оставленный малышкой обед. Включаю музыку и даю ей полежать на полу и поболтать ножками, пока сама глажу самые необходимые вещи. Хотя непостижимо, зачем Чарльзу гладить носовой платок, если он вытащит его из кармана только для того, чтобы высморкаться. Его мать всегда гладит трусики и чайные полотенца.
К тому времени надо уже забирать Доминика из школы, поэтому Сару снова собираю в коляску. Мы дожидаемся возле школьных ворот. Целые шеренги мамаш с малышами на руках или в колясках, или с криком и визгом бегающие вокруг. Неважно, какая погода на улице. Никто из нас не осмеливается попросить разрешения у директора, можно ли нам стоять в вестибюле. Потом выбегают дети. Через двадцать минут мы снова возвращаемся в дом. Нужно уже заниматься приготовлением ужина для Доминика, пока он смотрит «Детский час». Малышка почти все это время плачет, потому что просится на руки, но у меня нет на это времени. Потом Доминик принимает ванну, а я читаю книжку, держа на коленях Сару. Обычно где-то в это время домой возвращается Чарльз, успевая только поцеловать сына и дочь перед сном, затем я готовлю ужин для нас двоих.
Чарльз забавляет Сару, пока я стою у плиты. Я укладываю ее спать, пока он накрывает на стол. Мы ужинаем. Я слушаю о том, как у него прошел день и пытаюсь хоть как-то разнообразить свой рассказ о проведенном дне. Он помогает мне помыть посуду. Мы вместе смотрим телевизор и отправляемся спать. Почти каждый вечер Чарльзу требуется разрядить свое напряжение, если только у меня нет месячных. В большинстве случаев я пытаюсь избегать физической близости с ним, так как не нахожу в ней ничего интересного. Тем не менее, если это становится неизбежным, я вовсю стараюсь получить удовольствие. Это означает, что, если ему каким-то образом удается меня завести, я могу кончить. Если же у меня не ладится и я не могу постараться, начинаю мысленно составлять списки покупок или, стиснув зубы, про себя умоляю его поскорее с этим закончить. Именно в такие моменты я и считаю госпожу Мольскую счастливой женщиной. Тогда-то именно и появляется страстное желание хотя бы завтра как-либо разнообразить свою жизнь. Я смогу вывезти детей в город и купить игрушки.
– Неужели, Рейчел? – сказала Мэри. – Что же здесь плохого? Тебе следует быть немножко актрисой. Какая же трагедия в подобной жизни? Ты излишне драматизируешь. У всех женщин творится то же самое в жизни, если они, конечно, не сказочно богаты. В конце концов, ты сама выбрала Чарльза.
– Но я же не думала, что сложится именно так. Если бы я прочла в книжке свою последнюю пространную речь, я бы порекомендовала женщинам принимать дозу цианида, если они увидят, как их Волшебная Карусель омывается сточными водами. Однако ты так и не ответила на мой вопрос. Ты тоже так всегда чувствуешь?
– Да, но я никому об этом не рассказываю. И не хожу не улицу, заставляя других мамаш чувствовать себя выбитыми из колеи. Все мы выбрали свою судьбу сами, связав ее с детьми, поэтому должны чем-то
