— Но, но, Иван, не забывайся.
Выговский выпрямился и теперь сверху вниз смотрел на сидящего Хмельницкого:
— Ты знаешь, Богдан, мою преданность, но сейчас дела наши весьма плохи. И зачем ты разрешил Тимофею вторгнуться с Молдавию и Валахию, ведь знал, что это вотчина султана? Султан, как и следовало ожидать, получив донесение об этом, был страшно недоволен, отписал тебе грозное письмо и рассчитывать на его помощь и татар, подданных, султана, уже не приходится, — Выговский плеснул себе воды в чашку из кувшина, стоящего на столе, выпил залпом и продолжил:
— Поляки не успокоятся, пока не повесят тебя на площади в Варшаве. Тому пример — рейд польского полковника Чарнецкого с пятнадцатитысячным войском, огнём и мечом прошёл он по Брацлавскому воеводству. Хотя Богун и отогнал его, но положения нашего это не поправило. Я думаю, что надо послать верноподданническое письмо королю Яну Казимиру, но не прекращать и переговоров с Москвой.
Хмельницкий начал собирать войско, но процесс этот затянулся, и он старался выиграть время. Вскоре в Варшаву прибыл новый посол — киевский полковник Антон с униженным письмом к королю от Хмельницкого: «…Бог свидетель, что, как и прежде, так и теперь, мы от чистого сердца желаем быть подданными Вашей королевской милости и, не замышляя никакой измены против Вашей милости, ожидаем не грозного с обеих сторон кровопролития, но, надеясь на благоволение Вашей королевской милости, ожидаем вожделенного мира». Через Антона же были поданы просительные письма гетману Потоцкому, в которых Богдан оправдывался и просил о смягчении статей белоцерковского договора.
Потоцкий ответил:
— Не изменнику Хмельницкому, а всему запорожскому войску отвечаю я. Король только тогда простит вам и покажет свою милость, если войско выдаст самого Хмельницкого.
Неразговорчивый, как всегда, Тимофей пришёл к Выговскому поделиться своими планами.
— Тимоха, то, что ты задумал, может нанести большой вред отцу и нашему положению.
— Я — воин и хочу завоевать для себя и тестя своего, молдавского господаря Лупула, богатую землю — Валахию.
— А знаешь ли ты, что Валахия — данник Великой Порты и это может сильно повлиять на отношения султана к отцу?
— Мы — казаки, вольные люди и воюем того, кого хотим. Я хочу воевать господаря валахского — Радула, а после этого пусть от меня бережётся и трансильванский князь Рагоци.
Выговский только головой покачал:
— Я вынужден отцу твоему доложить.
— А докладывай, ему и так это известно.
Валахский и трансильванский господари, узнав о намерениях Тимофея Хмельницкого, объединились и, пока Тимофей набирал войско на Украине и подбивал татар, захватили Молдавию и выгнали Лупулу.
За десять дней десятитысячный отряд Тимофея совместно с присоединившимися татарами преодолел расстояние до Молдавии и разбил объединённое войско валашского и трансильванского господарей.
Потом он вторгся в Валахию и полностью разграбил этот красивый и цветущий край. Казаки занимались привычным делом: присваивали себе имущество, убивали жителей, не различая пола и возраста, жгли жилища, насиловали женщин и даже оскверняли христианские храмы.
Но на обратном пути вновь собранные войска трансильванского князя Рагоци разбили Тимофея. Он едва успел с остатками своего войска вернуться на Украину.
Известие о грабежах и убийствах молодого Хмельницкого в подвластных туркам территориях произвело неблагоприятное впечатление при дворе Высокой Порты. Турецкие вельможи были возмущены таким самовольством Хмельницкого, данника Турции. Турецкий визирь написал Богдану грозное письмо и приостановил обещанную помощь.
Поляки были прекрасно осведомлены о том, что Богдан попал в немилость к своим бывшим союзникам, и те отвернулись от него. Сами же они, напротив, примирились со своими всегдашними врагами — турками и татарами, а также подданными султана — молдавским, валашским и трансильванским господарями. Князь Рагоци даже пообещал королю польскому тридцать тысяч солдат для борьбы с казаками.
Отчаявшись, Богдан решил снова обратиться с универсалом к народу, в котором призывал селян в своё войско:
«Я начал настоящую войну с поляками не из личных расчётов, а ради прав и вольностей всей Украйны, за православную веру и святые церкви, писал он в универсале».
Но народ, неоднократно обманутый Хмельницким, разорённый бесконечными войнами, не внимал его призыву и не шёл под казачьи знамёна. Тогда Богдан решил силой заставить людей поступать в его войско, и даже в острастку сжёг город Лоев, когда жители отказались идти к нему добровольно.
Навстречу польскому королю, который двигался к Украине, жители высылали повинные депутации.
У Богдана оставалась единственная надежда: на Московское государство, на царя, с которым он уже пятый год вёл хитрую обманную игру.
Хмельницкий не подозревал, что его ближайший друг и соратник Иван Выговский тайно сносится с московским правительством. И когда Богдан отправил своих послов к царю с просьбой «принять его с войском запорожским под свою высокую руку», которую они должны были передать устно, боярская Дума не поверила ему. Она уже знала, что Хмельницкий является подданным турецкого султана.
— Я всею душою болею за наше православное дело, а государь медлит с принятием нас под свою высокую руку и помощь не оказывает.
Хмельницкий старался показать, что говорит эти слова Сергею Яцыну, посланнику Путивльского воеводы князя Хилкова, искренне. Яцын кивал головой, удобно устроившись в глубоком кресле и внимательно глядя на гетмана. Он прекрасно знал хитроумного Богдана, который умел говорить одно, думать совсем другое, а поступать…
— Вижу, что государевой милости не дождаться, не отойти мне бусурманских неверных рук, и если государевой милости ко мне не будет, то я — слуга и холоп турецкому.
Путивльский воевода узнав от своего посланника об этих словах Хмельницкого, немедленно донёс эти речи государю, добавив, что в гетманской ставке сидят послы турецкие.
Эти известия заставили московское правительство поторопиться с окончанием дела об Украине. В конце июня прибыл посол от государя Алексея Михайловича с грамотой о том, что он принимает войско запорожское под свою высокую руку.
В начале августа 1653 года Тимофей вновь отправился в Молдавию, он никак не мог расстаться с мыслью, что не ему принадлежит богатая валашская земля. А в середине августа Богдан уже получил от него известие, что он, разбитый в поле неприятелями, заперт в замке Сочавы объединёнными силами господарей и ляхов. В то же время поляки начали наступление на Украину, захватив в Брацлавском воеводстве несколько городов и укреплённых замков, уничтожили много казаков и продвигались к Днепру. Хмельницкий не знал что делать: с одной стороны, сын призывал его спешить на выручку в Сочаву, а с другой — надо было защищать от врагов Украйну.
В это время полковники и высказали своему гетману горькую правду:
— Непотребно нам чужую землю оборонять, а свою без остереганья метать, потребно нам за себя стоять и свою землю оборонять.
У Хмельницкого сдали нервы, он был взбешен, выхватил саблю и ударил по руке одного из близстоящих — черкасского полковника Яська Пархоменко. Потом три раза поклонился, извиняясь, и приказал выкатить бочку мёда питьевого.
И всё-таки гетман не послушался своих полковников и выступил с войском к Сочаве, но на дороге он встретил казаков с трупом Тимофея, который умер от раны, полученной им при взрыве неприятельского ядра.
Богдан приказал везти тело сына в Чигирин, а сам двинулся против поляков, остановившихся лагерем под Жванцем. По дороге к нему примкнул Ислам-Гирей, недовольный тем, что поляки задержали дань, оговорённую Зборовским договором.
