которому никто без его ведома, не смел ездить в московское государство.
Несомненно, измену Богдан замыслил ещё во время принятия присяги царю.
В конце января 1657 года трансильванский князь Рагоци перешёл Карпаты и вторгся в Червонную Русь, здесь к нему присоединился казачий корпус Антона Ждановича — 12 тысяч казаков. С другой стороны, с севера в Польшу вторгся шведский король Карл-Густав. Вначале успех союзников был ошеломляющим, они завоевали множество городов, им сдались Краков и Варшава. Ян Казимир, польский король, бежал в Силезию. Его войска под командованием Потоцкого и Чарнецкого избегали открытых сражений. Большая часть Польши сдалась. На этом успехи союзников закончились, а счастье военное повернулось в сторону Казимира. Султан, много раз обманутый Хмельницким, не надеялся уже привлечь его в своё подданство фактически, а не на словах, и решил действовать против него в пользу поляков. Против союзников выступил и австрийский император Леопольд, у которого был договор с Речью Посполитой, он послал на помощь полякам двадцатитысячное войско. Таким образом, все планы на раздел Польши должны были непременно сорваться. Против этого союза теперь были турки и татары, австрияки, московский царь и Дания, которая объявила войну Швеции.
Шведский король Карл-Густав немедленно оставил Польшу и ушёл на защиту своих рубежей. К шведам Хмельницкий питал особую приязнь. О дружбе Богдана Хмельницкого с врагом московского царя шведским королём Карлом-Густавом хорошо знали в Москве. А Богдан и не скрывал это. К гетману в Чигирин явился московский посол Бутурлин и устроил ему выволочку:
— Ныне слышали мы, что соединились вы с неприятелем великого государя — королём шведским. И ты, гетман, оказал пособие войсками королю шведскому без соизволения великого государя, забыл страх Божий и свою присягу перед святым евангелием.
Лицо Богдана побагровело, и отвечал он в сердцах:
— От шведского короля я никогда не буду отлучён, потому что у нас дружба, приязнь и мир давние, тому ныне уже более шести лет, когда мы ещё и в подданстве царского величества не были. Шведы — люди правдивые, всякую дружбу и приязнь додерживают согласно своему слову.
Московский посол потребовал немедленно отозвать казаков — корпус полковника Ждановича, но выполнить это Богдан уже не смог: казаки, узнав, что нужно воевать с поляками против воли царя, взбунтовались и вернулись на Украину.
Получив это известие, Хмельницкий слёг. Появилась несвойственная ему слабость, мысли путались, ужасно болела голова, во рту пересохло, тошнота подступила к горлу.
— Позови лекаря, — еле слышно приказал он вестовому, — нет, подай сначала воды.
Когда подошёл вестовой с чашкой воды, глаза Богдана были закрыты, он потерял сознание. А ночью случился первый удар.
После ухода шведов князь Рагоци получил два неприятных известия: польский военачальник Любомирский вторгся в его княжество и опустошал земли, грабя и убивая население, а австрийский император осадил Краков. Рагоци пошёл, было, на Краков, но, не дойдя до него, повернул назад и двинулся на Червонную Русь, к Львову. Здесь случилась ещё большая беда: запорожские казаки, посланные Богданом на выручку Рагоци, отказались выполнять приказы своих начальников.
Огромная толпа казаков пришла на майдан подле Львова. Шум стоял великий, говорили тысячи людей одновременно. Наконец, какой-то казак выстрелил из самопала и залез на возвышение.
— Прошу тишины, братцы! Хочу сказать вам: гетман умышляет неправду учинить и от государевой милости отступить, да писарь Иван Выговский, а с ними небольшие начальные люди. Когда река Днепр станет, ему, гетману, нужно снаряжение всё перевезти в Переславль, поближе к московской границе. А казакам он велел быть готовыми идти Москву воевать. Только казаки и чёрные люди на такую неправду им не помогают и хотят быть под государевою высокою рукою. Целовали мы крест государю, а владеет нами гетман, и мы вконец от его владения погибаем, да и государю от него добра не будет. Гетман хочет на престол ляшский своего человека поставить, и нашими костями путь ему устилает.
— Не бывать этому! — зашумели казаки, — зрада!..
— Обманул нас гетман, недоброе замыслил, говорил, что посылает нас по государеву указу для оберегания городов наших от татар. Не чаяли мы тот обман, возвертаемся назад, в Украйну.
Гулом одобрения ответили казаки на эту речь, и немедля стали собираться в путь. Но тут Юрий Хмельницкий, которого отец назначил наказным (временным) гетманом, собрал возле своего шатра начальных людей и приказал бить бунтовщиков, чтобы силою заставить их идти в поход. Но Юрию было далеко до своего отца, который в таких случаях разгонял толпу булавою, он был слаб душой и телом.
Казаки кричали своим начальникам:
— Всё войско не побьёте, напрасно вы то говорите: у вас государева указа воевать Польшу, нет. Мы крест целовали государю, а по сие время служим на вас, и вы нашими головами себе корысть получаете. И теперь мы желаем служить тому государю, которому целовали крест. Вашу же правду к государю мы теперь рассмотрели: как было вам от ляхов тесно, в то время вы приклонились к государю, а как за государевою обороною увидели себе простор и многое владенье и обогатились, так теперь хотите самовластными господами быть и выбираете короля неверного. А нам, кроме государя московского, другой король не надобен, и отсюда без государева указа мы воевать дальше не пойдём.
Низшие казаки хорошо понимали стремления и замыслы своих старшин и гетмана, а их цели давно разошлись с целями Хмельницкого.
Поляки разбили войско Рагоци, а его самого взяли в плен. Однако, получивши с него выкуп, отпустили. На польской границе его нагнали татары, перебили всё оставшееся войско и захватили обоз. Самому Рагоци удалось бежать. Так из-за бунта казаков молодой Хмельницкий не смог выручить Рагоци и грандиозный план раздела Речи Посполитой провалился.
Казаки, прежде по одному мановению руки Хмельницкого ходившие на всякого неприятеля, теперь отказывались повиноваться приказам и не хотели воевать даже с поляками.
Но Богдан об этом уже не узнает.
Встают из могил мертвецы и строятся рядами, ряды смыкаются в сотни, сотни — в тысячи. И вот уже десятки тысяч мёртвых, вытянувшись длинной, бесконечной лентой, уходящей за горизонт, бодро маршируют, слепя Богдана оскалом черепов. Первые шеренги ещё можно рассмотреть. Ба, знакомые всё лица: евреи из Немирова, Тульчина, Полонного, Острога, Заслава, Константинова, Мережича… и десятков городов и местечек…
За спиной у них свитки Торы, на которых их резали, как скот, на руках остатки верёвок, за которые их подвешивали, когда сдирали с живых кожу…
Некоторые ковыляют на култышках без ног, их отрубили казаки, у других, там, где должны быть отрубленные руки, торчат обломки костей… дети с расколотыми топором черепами, утопленные в колодцах младенцы ползут, протягивая к нему руки, а что это за крохотные человеческие детёныши на руках у женщин, это те, неродившиеся, кого казаки убили во чреве, выколов глаза женщинам, не ставшим матерями.
Кто же это идёт во главе колонны, такой знакомый, о, да это Захарий Собиленко, приятель Богдана, тот еврей, что выкупил его из турецкого плена и спасал запоротого насмерть сына. Богдан тогда лично отрубил ему руки и ноги и оставил умирать в пыли запорожского майдана. А что делать, он уже выбрал свой путь и возврата к прошлому не будет.
«Ты, Захарий, проклял меня и мой род, но я ещё жив, а тебя давно уже нет».
А кто же эти конные и пешие мертвецы с пиками наперевес? Это убитые казаками польские воины, а вот и свои с хохлами на бритых головах. Неужели он так много казнил казаков и холопов? А вот и сплочённая колонна — это шляхтичи и шляхтенки, только в Лубнах он убил их пятнадцать тысяч. А там, за ними — сотни тысяч холопов и мещан, которых Богдан отдал татарам в полон, в обмен на помощь против поляков.
Жуткий стук костей в тишине… Богдан просыпается в поту, дрожащей рукой шарит по столику, ищет бутыль с горилкой. Потом жадно пьёт, вздрагивая и икая. Каждую ночь ему снятся мертвецы. Вот и пришёл Страшный суд. Господь отнял у него речь, гетман уже не может ничего сказать и только смотрит безумными невидящими глазами.
Пять дней пролежал Богдан в безмолвии и параличе. Страшные мысли рождал его ещё живой, но
