— Да, — сказала я, — ты молодец, нашел, как с ним разговаривать. А я обычно сначала скажу, а потом подумаю.
— Да нет, я и сам не успел толком подумать. Просто я, наверное, весь в маму пошел. Ты же знаешь — она никогда не кидается на людей. Ну, ладно, спокойной ночи.
А мне долго не спалось. Думала о том, что значит подставлять другую щеку под удар, как сказано в Библии. Позволять вытирать об себя ноги? Нет, пожалуй. Умение защищать свое достоинство, не проявляя агрессии и не выделяя яда, — это почти забытое в нашем мире искусство. Оно называется в христианстве смирением, и именно о нем писал Экзюпери, утверждая, что смирение не унижает, а возвышает человека. Оно делает его Посланцем того Учителя, который «не возвысит голоса Своего». Люди и обстоятельства не могут манипулировать его эмоциями. И это не имеет ничего общего с волевым сжатием зубов. Это просто видение жизни в другом ракурсе, видение глазами веры.
Утром я была дома одна. Неожиданно в окошке снова мелькнула знакомая корявая фигура. Меня охватил страх, хотя дверь на этот раз я заперла на замок, а не на задвижку, как вчера. Но Касым прошел мимо. Прячась за занавеской, я наблюдала, как он влез на столб и стал возиться с проводами.
Вечером мы с мужем с удовольствием пили горячий чай, мирно сидя за видавшим виды письменно- обеденным столом и вдыхая плывущую в открытую форточку степную свежесть.
Нина — Инне Константиновне
Поезд плавно остановился, и в дверях вагона я увидела невысокую миловидную девушку, светловолосую, с голубыми и как будто слегка удивленными глазами. Вид у нее был усталый и смущенный. Я представляла ее себе немножко не такой. Да и она была озадачена, увидев меня. Получая мои письма, она представляла себе волевую, могучую женщину не менее как лет сорока пяти, а тут вдруг… дитё какое- то.
Николай в это время был на работе, поэтому встречали Люсю я и Лида, жена Степана.
Договорились, что сначала она пойдет к Степановым, а вечером, когда Николай и Ростислав вернутся с работы, мы все втроем придем знакомиться.
Удивляюсь людям, которые умеют не выдавать своих чувств. У меня, сколько ни стараюсь, они всегда наружу. Я не могу поверить, что Николай чувствовал себя в тот вечер так невозмутимо и спокойно. Он, как всегда, вернулся с работы, умылся и сел читать, будто никакого свидания с девушкой, приехавшей за тысячи километров увидеть его, не намечалось. Я ждала, что он начнет наконец собираться, но напрасно. Читал и читал!
— Ты сегодня собираешься встретиться с Люсей? — не выдержала я, входя на его половину. — Скоро уже люди спать лягут!
Он пожал плечами.
— Что ты так разволновалась, — последовал ответ, — в любом случае мы с ней увидимся завтра на богослужении.
Вот это здорово! Он собирается ждать до завтра, когда она рядом! К счастью, в эту минуту пришел Степан и отчитал Николая за такие странности. Николай усмехнулся, снял с гвоздя свой суконный пиджачок, встряхнул его, надел и, словно делая нам одолжение, вышел на улицу.
И все-таки я уловила его волнение, когда в прихожей у Степановых он необычно долго вытирал туфли, причесывался, покашливал, а потом вдруг решительным движением отворил дверь и вошел в комнату, где была Люся.
Из кухни, куда сразу же зазвала меня Лида, я не видела, как происходило знакомство, а увидеть это мне очень хотелось.
В зале накрыли стол. Точно помню — были гороховые котлеты с томатной подливкой. Все уселись друг напротив друга. Беседу поддерживали в основном Степан и я. Николай был задумчив, слушал речи Степана, чуть приподняв, как обычно, бровь, и отвечал только «да» или «нет», а Люся и вовсе помалкивала, хотя довольно мило улыбалась, когда мы с ней встречались глазами.
Утром, отправляясь на работу, Николай снова зашел к Степановым и попросил у Люси паспорт.
— В ЗАГС схожу, — пояснил он.
И так вот в своем разукрашенном всеми цветами радуги костюме штукатура он явился в ЗАГС и подал заявление на регистрацию брака.
Свадьба состоялась через три недели. Невеста была в простеньком белом платье, которое наскоро сшила ей Лида, жених — в своем единственном суконном костюме, без галстука. Пастор Вилли совершил над ними молитву благословения, и друзья по очереди поздравили молодых. Потом был небольшой обед, опять же у Степановых, а вечером мы все гуляли в степи. Поверх свадебного платья у Люси был накинут все тот же пиджачок Николая, а в руках она держала букетик из мелких голубеньких цветков чабреца. Я нашла, что это выглядит прелестно. Когда садилось солнце, мы пели, и наше пение многоголосно, как в хоре, звучало под бездонным куполом вечереющего неба.
— Ой, какая ты смешна-а-я! — протянула художница Лиана, глядя на мой живот. — Арбузик проглотила, что ли?
