– Новокаин, – вмешалась я. – Морфина вы, конечно, не найдете…
– Морфий? – неожиданно переспросил Ракеш. – Я найти морфий!
«Какой, однако, интересный ребенок этот Ракеш!» – подумала я.
– Шприц, эфир, щипцы, иглы и викрил…
– Что-что? – переспросил Ракеш, беспомощно тараща на меня глаза.
– Медицинские нитки, – пояснил Ноа. – Саморассасывающиеся. Они такого… фиолетового цвета. Нужно вытащить пулю и зашить рану.
– Понял! – сказал Ракеш. – Это все?
Я кивнула.
– Может, в больнице сохранилось хоть что-то? – спросил Ноа с надеждой. – Нет, нельзя туда возвращаться!
– Сидху сопровождать мальчик! – решительно заявил Говинд. От присутствия четверых взрослых мужчин и без того маленькое помещение казалось и вовсе крошечным.
– Верно! – обрадовалась я. – А вы, Говинд, вызовите полицию.
– Не надо! – вскрикнул Ноа. – Только хуже будет… Обойдемся.
– Так они идти? – уточнил Говинд.
– Да, – согласилась я, и мужчина с подростком сорвались с места, как гонщики «Формулы-1».
– Где Ракеш собирается раздобыть морфий? – спросила я у Ноа.
– Он очень… изобретателен, – уклончиво ответил тот, обливаясь потом.
Что я помню об огнестрельных ранах? То, что они бывают сквозные, слепые, проникающие, непроникающие или касательные. И как это мне, черт подери, сейчас поможет?! Но я точно знаю, что любое серьезное ранение чревато шоком и раневой инфекцией, а кровотечение… Приподняв полотенце, которое прижимал к плечу Ноа, я с облегчением заметила, что оно вроде бы слабеет. Это, конечно, еще ни о чем не говорит: мне точно неизвестно, сколько крови он потерял. Но все же то, что удалось остановить кровь в домашних условиях, обнадеживало. Нужно промыть рану. Какой-нибудь дезинфицирующий раствор пришелся бы как нельзя кстати, но потеря времени в ожидании мальчика может иметь плохие последствия.
Промыв рану водой, я принялась обрабатывать ее перекисью из аптечки Лала.
– У тебя руки дрожат, – заметил Ноа. – Но в целом неплохо.
– Я не умею обращаться с ранеными, – ответила я. – Больше десяти лет этим не занималась!
– Мы… сделаем из тебя
– Как мы вообще… оказались в таком… дерьме? – спросил он, не открывая глаз.
– Ты-то – уж точно! – попыталась улыбнуться я. – Сидел бы в своей Швейцарии, любовался на закаты, лопал лобстеров и знать бы не знал об этом богом забытом клочке земли!
– А ты сама? Богатенькая девочка… русская наследница раджи…
– Мой папа вовсе не был раджой! – возразила я. – Он был всего-навсего врачом, как я, как ты…
Вошла Рани со вторым тазом горячей воды, от которой поднимался пар. Буквально вслед за ней в комнату влетел Ракеш с пластиковым пакетом в руках. При виде него Ноа тяжело вздохнул, поняв, что сейчас начнется самое трудное.
– Ну, ты все промыла, молодец, – сказал он. – Теперь… Йод есть?
В аптечке Лала обнаружился пузырек с йодом.
– Обработай кожу вокруг раны, – велел Ноа. – Надо извлечь пулю.
Я тяжело сглотнула. Эта часть всегда оставалась для меня сугубо теоретической: даже работая с трупами в анатомичке, мне не приходилось иметь дела с огнестрельными ранениями, а уж тем более – извлекать пулю из живого человека, находящегося в полном сознании!
– Морфий? – весьма своевременно предложил Ракеш, протягивая мне маленький пакетик с белым порошком.
– Что это? – не поняла я, но потом на меня снизошло озарение. Разумеется, как я могла предполагать, что он притащит мне раствор морфина для внутривенных инъекций – даже если таковой и имелся в запасах больницы, то его, скорее всего, уничтожили во время погрома! Это был самый настоящий
– Надо сделать раствор, – сказал Ноа, и я поняла, что для него такой способ обезболивания уже давно не новость. – Примерно двадцать миллиграммов в теплой воде… Не переборщи, иначе я отключусь и не смогу тебе помогать!
Я сделала, как он сказал, и поднесла к губам раненого стакан, который он осушил большими глотками. Прошло несколько минут, и я почувствовала, что его рука, сжимающая мою, расслабилась, как и напряженные до этого мышцы лица.
– Пусть все выйдут, – попросил Ноа.
Лал и телохранители подчинились, но Рани, услышав перевод Ракеша, энергично замотала головой.
– Мама хочет помогать, – сказал мальчик.
– Хорошо, – вздохнул раненый, – пусть остается. Рани умеет делать простые манипуляции – из нее вышла бы неплохая сестра… Помогите мне подняться!
Мы с Рани аккуратно поддержали Ноа, пока он садился – так и в самом деле было легче вытаскивать пулю, но вот ему придется несладко.
– Как ты? – спросила я.
– Просто класс! – жизнерадостно ответил швейцарец. Значит, морфий уже действует.
– Только не улетай совсем! – предупредила я.
– Доза для этого недостаточна… Ну, с богом, – пробормотал Ноа, беря мокрое полотенце и здоровой рукой скручивая его в жгут. Затем он прикусил его зубами и кивнул нам с Рани. Я понимала, что должна действовать как можно быстрее: долго он не выдержит.
Рани подержала щипцы над пламенем керосиновой лампы, и я, стараясь унять дрожь в руках, взяла их и, раздвинув края раны на плече, погрузила внутрь. Только глухие хрипы, вырывающиеся из горла Ноа, свидетельствовали о том, что он ощущает каждое мое движение в ране: доза морфия была недостаточно большой, чтобы полностью лишить его чувствительности. К счастью, мне довольно быстро удалось обнаружить пулю и вытащить ее – Рани при этом издала победный клич, хоть и стояла с бледным лицом, и я побаивалась, что она может потерять сознание.
– Вот она! – Я радостно поднесла пулю к глазам Ноа. Он выплюнул жгут и прохрипел:
– Отлично! Теперь обработай водкой, но так, чтобы не попало внутрь…
– Ладно, уж это-то я знаю! – проворчала я. Мне стало гораздо легче, когда самое трудное миновало, и я ощутила прилив энергии. Очень вовремя, так как голова Ноа вдруг упала на грудь, и Рани едва успела его подхватить и нежно опустить на тахту. Женщина испуганно посмотрела на меня.
– Все в порядке, – сказала я, подкрепляя свои слова жестами, зная, что Рани не понимает по- английски. – Он просто без сознания.
Давящие повязки мы наложили вместе. Я задумалась над тем, что делать дальше. То, что Ноа потерял сознание, было нам на руку – так, по крайней мере, он не чувствовал боли. Однако скоро он придет в себя, и тогда ему понадобится повторная доза морфия. Поэтому я снова взялась за приготовление раствора, обратив внимание на то, что руки больше не дрожат. Накрыв Ноа стареньким пледом, я вышла на воздух. Там я обнаружила телохранителей, обоих мальчишек и еще одного человека, в котором тут же узнала фотографа Самира.
– Здравствуйте, шримати Индира! – поздоровался он. – Как там наш доктор?
– Более или менее. Как вы-то здесь оказались?
– Я живу в соседнем доме, – он кивнул на такую же, как у Рани, хижину, стоящую всего в нескольких метрах. – Увидел, что по улице несется Ракеш, а за ним гонится этот, – он указал на Сидху, невозмутимо сидящего на корточках рядом с Рану и Лалом. – Думал, бандиты Бабур-хана пожаловали, как два дня назад…
