— Ты ведь сожжешь все, когда я умру, правда? Все мои платья и безделушки? Таков наш обычай. Мне необходимо знать, что ты все сожжешь обязательно.
Отец, конечно, обещал. Но и она, и даже мы знали, что он не станет это делать. Ее тело он погрузил на ручную тележку и сбросил в яму, которая служила могилой для бедных. Потом он продал ее вещи, а сжег только то, что никто не купил. Мне и Данди, смотревшим на него широко открытыми глазами, он сказал, что выполнил волю нашей покойной матери. Он был завзятый лжец. Но одно обещание он все-таки сдержал: подарил мне шнурок с золотыми застежками.
Но мне снилось не это. Я видела бурную грозовую ночь, когда, люди даже не могли закрыть ставни, потому что их тут же срывало ветром. Но под этим ветром и дождем бежала женщина. Струи воды стекали по ее лицу, ноги были изранены острыми камнями, и она хромала, как босая нищенка. Боль в ногах была очень сильна, но она плакала не от этого. Она рыдала потому, что держала в руках крошечного ребенка, которого собиралась, словно щенка, утопить в реке. Малыш спокойно и доверчиво спал, укрытый плащом от грозы. А она рыдала от любви к нему, и слезы на ее лице смешивались с дождем.
Затем в моем сне появился цыганский фургон, похожий на тот, в котором я так долго жила, и какая-то женщина наклонилась с сиденья и без слов приняла этого ребенка.
А дальше — и вот тут, я полагаю, мой сон смешивался с рассказом Джека о его матери — фургон тронулся, и плачущая женщина осталась на дороге. Она сохранила жизнь своему ребенку, он был спасен от его дома и его земли, но сердце ее разрывалось от горя, и она все бежала и бежала за фургоном, скользя, падая и снова поднимаясь на ноги, и кричала, и ветер уносил ее слова прочь, а она все кричала и кричала: «Ее имя Сара! Сара…»
Она кричала что-то еще, но слов уже было не разобрать.
Тут я проснулась холодным серым утром, и мое лицо было залито слезами, будто я горевала о матери, которая так любила меня, но выбросила из дома, поскольку в нем не было для меня места.
ГЛАВА 15
Эти беспокойные видения держали меня в напряжении всю ночь, мне казалось, что я бодрствую даже во время сна. Однажды Роберт, искоса взглянув на меня поверх трубки, спросил, не больна ли я. Я ответила «нет», но чувствовала я себя страшно уставшей.
К тому же в это время мы плохо питались, поскольку в Западном Суссексе очень строго относились к браконьерам, и в нашем меню постоянно присутствовали только хлеб, сыр и бекон, и никакого жаркого из дичи. Работать мне приходилось намного больше, чем когда-либо с отцом. Отец уж во всяком случае устраивал себе время от времени выходные и нам давал отдохнуть, когда отправлялся играть в карты или пропустить стаканчик. С Робертом же я работала в постоянном, ровном ритме, и, кроме выступлений и переездов, в моей жизни ничего не было.
Все остальные тоже много трудились. Кэти не пропускала ни одной тренировки и ни одного выступления и к вечеру готова была просто свалиться в койку, едва сняв костюм. Я часто видела, как она и Данди спят мертвым сном, не успев даже сложить и убрать в сундук свои вещи. Данди тоже была совершенно вымотана. Ей приходилось контролировать их номер не только как артистке, но и как тренеру, она следила за добросовестностью их репетиций. К тому же она отрабатывала свой номер. Когда Кэти и Джек уходили на отдых, она снова и снова взбиралась на свою платформу и, совершив сальто на пустой трапеции, падала в сетку.
Очень часто, накормив и напоив лошадей, я, возвращаясь домой, слышала звяканье сетки и заходила, чтобы уговорить Данди отправиться отдохнуть. Иногда я приносила ей кружку теплого эля, и она спрыгивала с сетки и усаживалась на скамью рядом со мной.
— В этом помещении нельзя ни пить, ни есть, так нам говорил Дэвид, — как-то напомнила она мне, вытирая мокрое от пота лицо.
— Здесь также нельзя потеть, а мы все это делаем, — возразила я. — Пора спать, Данди. Завтра мы даем опять три представления, и тебе надо отдохнуть.
Она зевнула и потянулась.
— Хорошо. А ты пойдешь?
— Мне еще надо почистить упряжь, — покачала я головой, хотя безумно хотела спать. — Она очень грязная. Я ненадолго.
Когда я вернулась через пару часов в наш фургон, они с Кэти уже спали как убитые. Я забралась на свою койку и поплотнее закуталась в одеяло. Но едва я закрыла глаза, как мои сны опять явились ко мне. Мне приснилось, что я та рыжеволосая девушка, против которой ополчилась земля. Я смотрела на урожай, зреющий в полях, и страх лишиться всего этого холодом сжимал мое сердце. Потом мне приснилось, будто бы я женщина, бегущая в грозу с ребенком, имя которого Сара. Разбуженная собственным криком, я уселась в постели, ударившись лбом о потолок.
Утром я едва смогла открыть глаза, но работа уже ждала каждого из нас, и на мне лежали хлопоты о двенадцати лошадях, которых надо было кормить и холить.
Конечно, мне помогал Ри. Но Роберт тренировал его для скачек на неоседланной лошади, и к вечеру у парня болело все тело. Помогал мне и Джек. Однако он работал на трапеции и занимался с Ри, так что большая часть работы все равно лежала на мне. Я не могла обратиться за помощью к Кэти, так как она боялась Кея и Сноу и могла ухаживать только за маленькими пони. А просить Данди мне не хотелось. Наоборот, я всегда старалась, чтобы она немного отдохнула.
Самым спокойным временем для нас был полдень. Готовили еду почти всегда Кэти и Данди, а Ри и Джек мыли посуду. Иногда после обеда мы заваливались немного вздремнуть, а как только потеплело, мы стали отправляться на берег ближайшей реки или озера, чтобы часок поплавать. Так случилось и одним солнечным днем, когда мы выступали в окрестностях небольшой рыбачьей деревушки Селси в Западном Суссексе. После обеда все отправились на берег моря. Мы проскакали на лошадях по гальке, затем по глубокому песку и стали заставлять лошадей войти в воду. Кей отчаянно сопротивлялся и фыркал, и испуганная Кэти предпочла слезть с него. Когда вода дошла ему до колен, Кей вздрогнул и поплыл, тогда и мы с Данди поплыли рядом с ним, держась за гриву. Ри и Джек закричали от восторга, въехав на Сноу и пытаясь удержаться на нем, а Кэти, забыв свой страх, плескалась в прибрежных волнах. Мы, будто опять став детьми, играли так, как могли играть в детстве, если бы нам это позволялось. Спустя некоторое время Джек посмотрел на солнце и кивнул мне.
— Время возвращаться, — громко объявил он.
Остальная троица просила остаться еще у теплого чистого моря, но мы с Джеком были непреклонны.
— Мне надо вымыть лошадей. — Я указала на Кея и Сноу, шкура которых побелела от соли.
— Я помогу тебе, — тут же пообещала Данди. — Только давайте еще побудем тут.
— Нельзя, — коротко ответила я, и Джек согласно кивнул.
На обратном пути Кэти уселась между Джеком и Ри, а мы с Данди скакали на Кее позади них.
Стояла еще середина апреля, но солнышко пригревало совсем по-майски.
— Ты хорошо назвала его, Кей, — сонно произнесла, обернувшись ко мне, Данди. — Как ты придумала такое имя, Мери?
Она сидела впереди меня, и мне было так хорошо и спокойно чувствовать, что она в безопасности рядом со мной.
— Из-за Вайда, — сказала я. — Я почувствовала, что прежде знала его и что у него было короткое имя. Я не помнила, какое именно, но что-то похожее на Кей. Поэтому я так его и назвала.
— А, Вайд, — лениво ответила она. — Ты все еще думаешь об этом, Мери?
— Думаю, — отозвалась я. Прежняя тоска вдруг поднялась во мне. — И наверное, буду думать всегда.
Данди прислонилась ко мне и задремала. Поцеловав ее волосы, я ощутила на губах соль.
Она почувствовала поцелуй и, оглянувшись через плечо, улыбнулась мне.
