— Я счастлив буду помочь вам, — сказал он. — Мы обсудим это за обедом.
Я согласно кивнула и побежала наверх переодеваться.
В тысячный раз за этот день меня пронзила боль оттого, что Данди нет рядом, когда я увидела платье, оставленное для меня на кровати.
Это была изумительная амазонка из бархата сливового цвета, обшитая по краям двойной шелковой лентой; рядом лежала подобранная в тон к ней небольшая шляпка и более темные кожаные ботиночки с фиолетовыми стрелками по бокам.
Я подумала о том, как бы Данди вспыхнула от радости при виде их, как бы хороша она была, надев все это, и от боли в сердце мне пришлось прислониться к двери и вдохнуть побольше воздуха, чтобы перенести мысль о том, что я никогда не увижу ее. Всю свою жизнь она так стремилась к прекрасному, но не видела ничего лучше дешевых тряпок и мишуры.
Поэтому мне доставило мало радости почувствовать тепло пышного платья и нежность чистого льняного белья. Но когда я, надев все это, подошла к зеркалу, я даже улыбнулась своему отражению.
Чтобы увидеть всю себя до самых кончиков очаровательных ботиночек, мне пришлось подтащить стул и взобраться на него. Я показалась себе чужой. Линии щеки и шеи на фоне белоснежных кружев выглядели будто нарисованными, а фигура словно стала выше и стройнее.
Но волосы мои были безнадежны. Я несколько раз провела по ним щеткой, прилежно пытаясь их выпрямить, но мне удалось лишь слегка пригладить их, а не расчесать, и они прежней беспорядочной волной упали на мои плечи и спину. Только усилием воли я заставила себя не позвать мисс Майлз с большими ножницами.
Я отвернулась от зеркала и стала спускаться по лестнице, чувствуя себя более уверенной и сильной в этих замечательных ботиночках, которые так мило постукивали по полу.
Мистер Фортескью ожидал меня в обеденном зале. Когда он увидел меня, его рот открылся и он только выдохнул:
— О господи!
Бекки Майлз, несшая супницу к столу, едва не выронила ее от удивления.
— Мисс Сара! — проговорила она. — Вы так чудесно выглядите.
Я почувствовала, что вспыхнула от радости, как тщеславная и глупая цыганка.
— Благодарю вас.
Я взяла себя в руки и, произнеся эти слова ровно, поспешила занять свое место во главе стола.
Мистер Фортескью уселся справа от меня, а Бекки Майлз заставила все пространство огромного стола различными блюдами и закусками, по-моему, чтобы компенсировать малочисленность обедающих.
— Вы получили удовольствие от сегодняшней прогулки? — вежливо поинтересовался мистер Фортескью, принимаясь за суп.
Я незаметно наблюдала за ним. Он не наклонялся над тарелкой, чтобы сократить расстояние между собой и супом. Он не стал крошить в свой суп хлеб, как уже сделала я. И теперь я покраснела от досады. Его ломтик хлеба лежал на специальной тарелке, и время от времени он отламывал от него кусочек и мазал маслом. В подражание ему я попыталась выпрямить спину, но оказалась слишком далеко от края стола; кроме того, я боялась, что моя рука дрогнет и я обязательно пролью несколько капель на новое платье. Тогда я вспомнила про маленькую салфетку и поспешила расстелить ее на коленях. Все будто специально было придумано так, чтобы есть было труднее.
— Да, получила, — рассеянно ответила я.
Когда мистер Фортескью доел суп, он не стал вытирать тарелку кусочком хлеба, он даже оставил больше ложки на дне. Я успела последовать его примеру, хотя, когда Бекки Майлз уносила суп, я провожала ее тоскливым взглядом.
Затем она внесла огромный серебряный поднос с жареной говядиной и поставила его перед мистером Фортескью, а он начал разрезать жаркое на тоненькие, почти прозрачные кусочки. Когда он разложил несколько таких кусочков на тарелке веером, Бекки Майлз поставила ее передо мной. Запах свежеподжаренного мяса, розового в середине и более темного по краям, заставил меня сглотнуть слюну. На моей тарелке также оказался хрустящий и поджаристый картофель, крошечные молоденькие морковки, немного горошка и примерно полдюжины каких-то штучек, похожих на зеленые камышинки.
— Вы любите спаржу, Сара? — поинтересовался мистер Фортескью, показывая на них.
— Не знаю, — честно призналась я. — Я никогда прежде ее не видела.
— Попробуйте парочку, — предложил он. — Мы выращиваем их в теплице. Уилл Тайк большой любитель теплиц и рекомендует установить их побольше.
Я кивнула, и Бекки Майлз положила мне на тарелку несколько стеблей этого неизвестного растения, а затем щедро полила мясо винным соусом.
Я была так голодна, что мне хотелось жевать мясо не разрезая его, а все остальное просто собрать с тарелки ложкой и отправить прямо в рот. Но я взяла себя в руки и подождала, как поступит мистер Фортескью.
Он целую вечность не принимался за еду, пока я сидела, вдыхая запах пищи и глотая слюну. Сначала ему положили на тарелку овощи, затем Бекки Майлз налила ему вина, а мне воды с вином. Я предпочла бы пиво, но не осмеливалась заявить об этом. После этого мистер Фортескью, сделав маленькую горку соли на тарелке, взял наконец в руки одновременно нож и вилку и принялся разрезать мясо и отправлять его в рот, да при этом еще и разговаривать, не показывая виду, что жует.
Это несколько превышало мои возможности. Я ела так аккуратно, как могла, но некоторые конфузы все же приключились. Когда я резала мясо, несколько капель соуса брызнули в стороны и запачкали скатерть. Затем с несчастной спаржи капнуло масло и запачкало мою салфетку. Если бы я не была так голодна, я бы, пожалуй, лишилась аппетита, сидя напротив такого опрятного едока, как мистер Фортескью. Прежде я была голодна всегда, а ему это чувство, видимо, было незнакомо. Но разница между нами лежала гораздо глубже. Он себе мог позволить относиться к еде как к чему-то такому, что он получает по первому желанию, а я ела, будто вижу еду в последний раз. Мне пришло в голову, что, пожалуй, трудновато будет научиться вести себя за столом как полагается в обществе.
После мясного блюда был подан яблочный пирог и что-то вроде белого крема в стаканах. Потом на столе появился сыр, бисквиты, портвейн для мистера Фортескью и стакан сладкой желтой ратафии для меня. Я вспомнила, как когда-то Роберт Гауэр предложил Дэвиду выпить портвейну после обеда, и мне показалось, что с тех пор прошло не менее сотни лет.
— Теперь, Сара, — мягко заговорил мистер Фортескью, когда Бекки Майлз убрала со стола все, кроме вазы с фруктами и двух графинчиков, — вам полагалось бы перейти в гостиную, оставив меня с моим портвейном и сигарой. Но поскольку нас здесь только двое, вы не составите мне компанию?
— С удовольствием, — сказала я.
После непродолжительного молчания он слегка улыбнулся и спросил:
— Вы позволите мне закурить? Я знаю, это отвратительная привычка, но…
Я посмотрела на него в полном недоумении.
— А почему вы спрашиваете меня?
— Потому что вы — леди, — объяснил он. — Джентльмен не может курить в присутствии дамы без ее особого разрешения.
Я совершенно ничего не понимала.
— Почему не может? Зачем ее спрашивать?
Мистер Фортескью несколько растерялся.
— Не знаю, — протянул он. — Наверное, чтобы выказать ей свое уважение.
Мы смотрели друг на друга в полном недоумении.
— Я, должно быть, никогда не пойму этого, — жалобно сказала я. — Мне нужен кто-нибудь, кто мог бы учить меня таким вещам.
Мистер Фортескью, не торопясь, взял маленькие серебряные ножнички, обрезал кончик сигары, затянулся с удовольствием и проследил за поднимающимися к потолку колечками дыма.
— Я уже думал об этом, — сказал он. — И вот что я могу предложить. Вам нужно знать все, что положено молодой леди. — Тут он помолчал и ободряюще мне улыбнулся. — Ничего мудреного. Ваша матушка была настоящей леди, а ее воспитывала только ее мать, ваша бабушка.
