убитых достойных противников.
— Меня называют Лисинкa Meртyс, — ответила воительница. — Но не упоминай этого
в песне, даже если выживешь и будешь в состоянии петь. Я уверена, когда ты поешь,
крошатся и коровы прекращают мычать.
Ее голос звучал низко и грубовато. Совсем не такой ожидал услышать Конан. Однако,
не собираясь восхищаться его тембром, он все же был заинтригован. Варвар уловил в нем
редкую готовность принять смерть, а не спасаться бегством. Это соответствовало самой
натуре киммерийца.
— Я не пою для воинов, которых убиваю, — продолжала она. — Тем не менее, моя
честь требует узнать также и твое имя.
— Селлус… — начал было Конан, но решил, что смелая женщина заслуживает перед
смертью узнать правду: —Я Конан из Киммерии.
— Та страна мне почти не известна, но почему волк бежит рядом с аквилонскими
собаками?
Ее легкий прямой меч непринужденно описывал круги в воздухе возле обутой ноги.
Глядя женщине в глаза, Конан следил за ней, готовый отразить любой выпад, и оценил
стремительные перемещения лезвия.
— Меня связывает клятва, и эти люди нуждаются во мне, чтобы я благополучно вывел
их из леса.
— Значит, ты дал рабскую клятву помогать этим младенцам? — неприкрытое презрение
в ее голосе не хуже ременной петли могло бы сдавить горло менее опытного человека.
— А ты кому присягала? — прищурился Конан. — Не похоже, что такие как ты
способны бросить своих подопечных. Ну, ладно. Итак, почему бы нам прямо сейчас не
уладить все разногласия?
За Лисинку ответил ее клинок. Лезвие вращалось настолько быстро, что глаза Конана
едва успевали следовать за ним. Он призвал на помощь всю свою ловкость, чтобы вовремя
отпрыгивать от смертоносных ударов, не растоптав при этом раненного Taрмиса Рoга. В
свою очередь Конан старался достать ее встречными выпадами, но женщина всякий раз
успевала их парировать. Она кружилась подобно вихрю и оказывалась перед киммерийцем,
когда тот только начинал задумываться об атаке на ее тылы.
Прекратив вращение вокруг Конана, женщина, выбрав момент, метнула кинжал в
противника. Оружие было нацелено в горло, и спасли киммерийца, возможно, только
мускулы шеи, достаточно жесткие, чтобы уберечь от верной гибели. Варвар почувствовал
стекающую струйкой кровь, но отнюдь не смертельную рану. Он ринулся на Лисинку, но та,
смеясь, увернулась.
Двое бойцов трижды обошли друг друга прежде, чем сблизились вновь. Конан думал,
что его спина в безопасности, потому что там стояли его воины, и еще потому, что Лисинкa
не казалась способной на подлость. Заботясь о собственной чести, он сделал знак
Смотрителям, готовым напасть на Лисинку сзади. Киммериец знал, что стрелы по-прежнему
летят в обоих направлениях, что сталь продолжает сталкиваться со сталью, а воины умирают,
48
истекая кровью. Правда, все это не имело сколько-нибудь важного значения, ведь он до сих
пор не смог одержать победу в честном поединке над этой сильной женщиной.
Развязка наступила быстрее, чем можно было предполагать, и те, кто наблюдал со
стороны, впоследствии затруднялись точно описать увиденное. Однако Конан помнил бы
кульминационный момент борьбы и в день собственной смерти, даже после всех прочих
схваток, произошедших в его длинной, полной приключений жизни.
