был его студентом. Он считает, что ты ложно обвинил Эгара.
— Чушь. Там было с десяток свидетелей. Эгар определенно виновен. Ты хочешь сказать, что Андерсен писал все эти письма, весь этот… вздор… из-за какого-то студента?
— Так говорит Шона. Якобы Эрик тебя ненавидел и пытался помешать раскрыть убийство Люси Дауни. Думал, письма собьют тебя с толку, как телеграфные ленты Джека-потрошителя сбили с толку полицейских в Йоркшире.
— Он хотел, чтобы убийца остался на свободе?
— Он считает тебя убийцей.
Рут говорит это невыразительно, не выдавая, что у нее на уме. Внезапно Нельсона охватывает ярость при мысли о Рут, Эрике, Шоне — всей этой ученой публике, чрезмерно сочувственных деятелях, встающих на сторону злоумышленников, а не полиции.
— Ты определенно согласна с ним, — гневается он.
— Я ничего об этом не знаю, — устало говорит Рут. Она в самом деле выглядит утомленной — лицо бледное, руки дрожат, осознает Нельсон. И немного смягчается.
— А что Мэлоун? Он написал стихотворение о Джеймсе Эгаре. Помнишь? Даже предложил мне его как образец своего почерка.
— Катбад был другом Джеймса Эгара, — поясняет Рут. — Они оба учились в Манчестере.
— Он причастен к написанию этих писем?
— Он отправлял их, — говорит Рут. — Эрик писал письма с помощью Шоны, а Катбад отправлял их из разных мест. Помнишь, он сказал нам, что был почтальоном?
— А последние письма? Я думал, Андерсена тогда не было в Англии.
— Эрик отправлял их Катбаду электронной почтой. Тот отпечатывал и отсылал.
— Ты разговаривала с Андерсеном?
— Нет. — Рут опускает голову. — Я поехала к Шоне, а от нее к тебе.
— Почему не прямо к Андерсену?
Рут поднимает глаза и твердо встречает взгляд Нельсона.
— Потому что я его боюсь.
Нельсон подается вперед и кладет ладонь на ее руку.
— Рут, думаешь, это Андерсен убил Люси и Скарлетт?
И Рут отвечает, так тихо, что он едва ее слышит:
— Да.
Глава двадцать четвертая
Рут сидит в кабинете Нельсона, перед ней чашка кофе, который невозможно пить. Она все еще в тех брюках, в которых была на раскопках, но дома зачем-то сняла толстый свитер. Кажется, с тех пор прошло несколько дней. Пальто все еще мокрое и слишком тонкое. Следовало надеть куртку или анорак. Она обхватывает ладонями чашку. По крайней мере кофе горячий.
Нельсон вышел, чтобы собрать полицейских для ареста Эрика. Для ареста Эрика. Это кажется немыслимым — Эрик будет подозреваемым в деле об убийстве, Рут навела на него полицию. Кошмар. Кажется, она только что сидела в своем домике у Солончака, готовилась к лекциям, сердилась на мать, слушала четвертую программу радио — и вдруг оказалась в центре этой драмы предательства и убийства. Она словно бы нажала не ту кнопку на пульте дистанционного управления телевизором и готова отдать все, чтобы переключиться на скучную программу о севообороте.
Нельсон шумно возвращается в кабинет, с ним Джуди, женщина-констебль, с которой Рут познакомилась на похоронах.
— Так, — говорит он, хватая свою куртку, — поехали. Я буду в первой машине с Клафом. Рут, ты поедешь сзади с Джуди. Ни в коем случае не вылезай из машины. Понятно?
— Да, — угрюмо отвечает Рут. Ей хочется напомнить Нельсону, что она не его подчиненная.
Они уезжают в ночь. Дождь не перестал, в свете фар искрится и переливается изморось. Машины оставляют позади Кингс-Линн и едут по прибрежной дороге, мимо покинутых стоянок жилых автофургонов и заколоченных досками семейных отелей. Рут прислоняется головой к холодному стеклу и вспоминает, как впервые увидела Норфолк, прибыв сюда тем летом с палаткой и постелью, как ехала в машине от Норвича с Эриком и Магдой, как показался Солончак во всем его вечернем великолепии — песок, протянувшийся на много миль, голубая полоска моря на горизонте. Могла ли она тогда представить, что все окончится таким образом? Она мчится в полицейской машине, чтобы обвинить своего бывшего наставника в убийстве…
Автомобиль Нельсона останавливается у безупречного на вид пансиона. Называется он «Сандринхем», хотя сходство с домом королевы существует лишь в пылком воображении владельца. Рут видит традиционный приморский китч: шторы из рыбацких сетей, гномы в саду, витраж над парадной дверью. Нельсон и сержант Клаф поднимаются по шатким ступеням, последний давит на кнопку звонка. На вывеске написано: «Пансион „Сандринхем“. Ночлег с завтраком, уютные комнаты, цветное телевидение, домашняя стряпня. Места есть».
Рут сжимается на сиденье. Что скажет Эрик, когда заглянет в машину и увидит ее? Поймет, что она его предала? Несмотря ни на что, она все-таки думает об этом как о предательстве. Она отдала Эрика в руки Нельсона. И чувствует себя Иудой.
Уже почти десять часов, но в пансионе светится лишь одно окно. Наверху, прямо над парадной дверью. Эрик, вспоминает Рут, говорил, что он единственный постоялец — как-никак февраль не время для отпусков. Значит, это у него горит свет? И он спокойно работает над какой-нибудь статьей о системе земледелия в бронзовом веке?
Рут видит, как открывается парадная дверь. Нельсон подается вперед, разговаривает с невидимым человеком. Рут представляет, что он покажет ордер на арест, как это делается в фильмах, потом войдет внутрь с приказом: «Полиция! Не двигаться!» — но она разочарована. Дверь закрывается, Нельсон и Клаф медленно возвращаются к машине.
Нельсон заглядывает в окошко. Его рука лежит на раме, в нескольких дюймах от Рут. Она подавляет безумное желание коснуться ее.
— Его нет, — говорит Нельсон.
— Съехал? — поворачивается Джуди на переднем сиденье.
— Похоже, что да. В его комнате пусто. Он оставил чек в оплату за проживание.
На секунду Рут чувствует нелепое удовлетворение от того, что Эрик не удрал без оплаты. Но разве убийство не хуже неоплаченного счета в отеле?
— Что теперь? — спрашивает Джуди.
Нельсон смотрит на Рут.
— Есть какие-то соображения, доктор Гэллоуэй?
Рут избегает его взгляда.
— Возможно, он у Шоны.
В доме Шоны темно. Рут думает, что она, должно быть, проводит где-то время (с Эриком?), но через несколько минут на пороге появляется одетая в халат Шона. Вид у нее помятый, и даже издалека видно, что она слегка пьяна.
На сей раз к двери идет Джуди. Может, это, как и утрата, тот случай, когда требуется женщина- полицейский. Полицейские, подобно неандертальцам, не производят впечатления особо просвещенных людей.
Шона отступает назад, пропуская Джуди. Рут, оставшаяся в машине, начинает дрожать и подскакивает, когда открывается пассажирская дверца.
— У тебя все в порядке? — осведомляется Нельсон.
— Все отлично, — отвечает она, стиснув челюсти, чтобы не стучали зубы.
— Ты замерзла. Постой. — Он снимает толстую форменную куртку, протягивает ей. — Надень.
— Но это твоя.
