вернулась? Черт, от одной этой мысли у меня началась пульсирующая боль в висках.
Однако выходка с кувшином дала моему гневу некоторую разрядку, пальцы перестали дрожать, и я смогла, отшвырнув пинком в угол чертов корсет, натянуть через голову зеленое платье.
Нужно отсюда убираться. Это была единственная более или менее связная мысль, появившаяся в моей голове, и я уцепилась за нее. Убираться. Невозможно оставаться в одном доме с Лаогерой и ее детьми. Кстати, сколько их? В конце концов, они принадлежат к этому миру, а я нет.
На сей раз мне удалось справиться с подвязками и шнуровкой лифа, застегнуть все бесчисленные крючки, а также найти туфли. Одна оказалась под умывальником, другая — рядом с массивным дубовым шкафом: я небрежно разбросала их накануне, стремясь поскорее забраться в манящую постель и оказаться в теплых объятиях Джейми.
Я поежилась. Огонь снова догорел, из окна тянуло холодом. Я почувствовала, что продрогла до костей.
Некоторое время ушло на напрасные поиски плаща, оставленного мной, как вспомнилось потом, внизу, в гостиной. Будучи слишком раздражена, чтобы искать невесть куда завалившийся гребень, я принялась приводить волосы в порядок пальцами, и мои кудри, наэлектризованные при надевании шерстяного платья, затрещали. Отдельные пряди пристали к лицу, и я раздраженно их отбросила.
Ну вот, готова. Во всяком случае, насколько это возможно. Я задержалась для того, чтобы последний раз оглядеться по сторонам, и тут услышала шаги по лестнице.
Не быстрые и легкие, как до того, а тяжелые и медленные. Я сразу поняла, что это Джейми и что он не горит желанием видеть меня. Прекрасно. Я тоже не хотела его видеть. Лучше уйти сразу, без разговоров. Да и о чем тут разговаривать?
Когда дверь отворилась, я попятилась и продолжала отступать, не осознавая этого, пока не ударилась ногами о кровать и, потеряв равновесие, села. Джейми остановился на пороге, глядя на меня сверху вниз.
Он побрился. Это было первое, что я заметила. Подобно Айену–младшему днем раньше, он наспех побрился, зачесал волосы назад и привел себя в порядок перед неприятным разговором. Видимо, эти мысли нашли отражение на моем лице, потому что Джейми едва заметно улыбнулся, потер свежевыбритый подбородок и спросил:
— Как думаешь, это поможет?
Я облизала сухие губы, но не ответила. Джейми вздохнул и ответил сам:
— Наверное, нет.
Он вошел в комнату, закрыл дверь, неловко постоял и двинулся к кровати, протянув ко мне руку.
— Клэр…
— Не прикасайся ко мне!
Я вскочила на ноги и постаралась обогнуть его, чтобы пройти к двери. Руку Джейми опустил, но, шагнув, встал передо мной, загородив мне дорогу.
— Неужели ты не позволишь мне объяснить, Клэр?
— Сдается мне, что объяснения запоздали, — произнесла я, стараясь, чтобы мои слова прозвучали холодно и презрительно.
К сожалению, мой голос дрогнул. Джейми захлопнул позади себя дверь.
— Ты никогда раньше не была неразумной, — тихо сказал он.
— Не говори мне, какой я была раньше!
Слезы слишком близко подступили к глазам, и я закусила губу, чтобы не заплакать.
— Ладно.
Его лицо было очень бледным, отчего царапины, нанесенные Лаогерой, выделялись особенно отчетливо, тремя красными линиями.
— Я не хотел жить с ней, — сказал он. — Она и девочки живут в Балриггане, близ Брох–Мордхи.
Джейми пристально наблюдал за мной, но я ничего не сказала. Он слегка пожал плечами, поправляя рубашку, и продолжил:
— Наш брак был большой ошибкой.
— Ага, но чтобы понять, что это ошибка, тебе потребовалось некоторое время, достаточное, чтобы прижить двоих детей! — не сдержалась я.
Он плотно сжал губы.
— Девочки не мои. Лаогера была вдовой с двумя детьми, когда я на ней женился.
— Вот как?
Вообще–то особой разницы тут не было, но я все равно почувствовала облегчение: выходит, Брианна — единственный ребенок Джейми. Истинное дитя его сердца, даже если…
— Я давно живу отдельно от них, в Эдинбурге, а им только высылаю деньги, но…
— Тебе нет нужды мне рассказывать, — перебила я. — Можно подумать, будто это так важно. Пропусти меня, пожалуйста, я ухожу.
Густые рыжие брови взметнулись.
— Куда уходишь?
— Обратно. Прочь. Я не знаю. Пропусти меня!
— Ты никуда не уйдешь, — решительно сказал он.
— Ты не можешь остановить меня!
Он потянулся и схватил меня за руки.
— Могу, — сказал он.
Он и вправду мог: я яростно задергалась, но хватка у него была железной.
— Отпусти меня сейчас же!
— Нет, не отпущу!
Джейми хмуро взглянул на меня, и я вдруг поняла, что, несмотря на внешнее спокойствие, он расстроен так же сильно, как и я. Он с трудом сглотнул, пытаясь контролировать свой голос.
— Я не отпущу тебя, пока не объясню, почему…
— Да что там объяснять? — гневно заявила я. — Ты снова женился! Чего еще?
Краска залила его лицо. Кончики ушей покраснели — верный признак надвигающегося гнева.
— А разве ты жила как монахиня эти двадцать лет? — требовательно спросил он, слегка тряхнув меня.
— Нет! — бросила я ему в лицо, и он слегка вздрогнул. — Нет, черт тебя побери! И думаю, ты тоже не был монахом.
— Тогда… — начал он, но я слишком разозлилась, чтобы слушать дальше.
— Ты солгал мне!
— Я никогда тебе не лгал!
У него заходили желваки на щеках, как бывало, когда он злился по–настоящему.
— Ты лгал, мерзавец! Ты знаешь это! Отпусти!
Я пнула его по голени так сильно, что у меня онемели пальцы ног. Он охнул от боли, но не отпустил меня, а, наоборот, сжал еще крепче, отчего я вскрикнула.
— Я никогда не говорил тебе…
— Да, не говорил! Но все равно лгал! Ты дал мне понять, что не женат, что не было никого, что ты… что ты…
Я задыхалась от ярости, и мне через слово приходилось переводить дух.
— Ты должен был сказать мне, как только я вернулась! Почему не сказал?
Его хватка ослабла, и мне удалось вырваться. Он сделал шаг в мою сторону, его глаза сверкали от гнева, но я, ничуть не испугавшись, замахнулась кулаком и ударила его в грудь.
— Почему? — закричала я, ударяя его снова и снова. — Почему, почему, почему?
— Потому что я боялся!
Он схватил меня за запястья, швырнул на кровать и встал надо мной, сжав кулаки и тяжело дыша.
— Потому что я трус! Я не мог сказать тебе, потому что боялся, что ты бросишь меня. И пусть это не по–мужски, но я подумал, что мне этого не вынести!
