— А вдруг завернет на Украину? — задумчиво произнес старший Голицын,— Я прямо тебе скажу, братец: поджидает его здесь некий хитрец, у которого в гербе изображена луна — переменчивое ночное светило! — И князь Дмитрий поведал брату о доносах на Мазепу, идущих со всех сторон, и о своих собственных опасениях.
— В военном совете о походе свейского короля на Украйну не говорили,— сказал Михайло.— Но коль Мазепа его позовет, король Карл по врожденной своей легкости может, пожалуй, и поворот сделать! — согласился Михайло с братом. И, уже укладываясь спать, спросил: — А что же государь? Аль он не видит шашней старого злодея?
— Государь строг, но прямодушен, Миша. А прямодушному человеку всегда легче верить, чем беспричинно людей подозревать. И пока что государь Мазепе верит! — ответил князь Дмитрий, ворочаясь под одеялом. Обманчивый лунный свет, широкой полосой лившийся в комнаты, мешал ему спать.
«Наияснейший милостивый король! Я с прежним желанным усердием ожидаю щастливого и скорого вашей королевской милости прибытия, чтоб мы могли соединенным оружием неприятельского московского змия и дракона усмирить. Вашей королевской милости верный подданный и слуга нижайший Ян Мазепа, гетман». Порывистый балтийский ветер едва не вырвал письмо из королевских рук, так что стоявший подле Карла граф Пипер хотел было уже броситься в погоню за ним, но король в последний момент удержал бумагу и сам передал ее Пиперу.
— Спросите, велено ли ему что передать на словах? — Карл нетерпеливо ждал, пока Пипер переводил посланцу Мазепы вопрос короля. Посланцем же был тот самый иезуит Зеленский, доверенное лицо княгини Дольской, с которым Сонцев и Никита сталкивались у Яблонских. Но у божьих слуг ордена Игнатия Лойолы не было иных постоянных хозяев, кроме руководства ордена, и по первому приказу Зеленский легко и скоро перешел на службу к ясновельможному гетману Мазепе, который принял его с распростертыми объятиями.
Выслушав витиеватую латынь Пипера, Зеленский ответил быстро по-немецки, дабы в разговоре с королем обойтись без переводчика.
— Мой гетман просил передать вашему величеству, что, ежели вы повернете на Украйну, он сам и двадцать пять тысяч казаков будут с нетерпением поджидать вас на Десне.
— Откуда вам известно, что я говорю по-немецки? — вырвалось у Карла.
По тонким губам посланца гетмана проскользнула легкая усмешка, но Зеленский тотчас согнал ее и почтительно заметил, что слугам святой апостольской церкви многое ведомо в грешном мире.
«Должно быть, монах-то иезуит, хотя и вырядился доминиканцем,— с ледяной неприязнью ревностного лютеранина к католику подумал Карл,— Впрочем, у нас у всех сейчас общий враг — царь Петр Первый». И Карл посмотрел на противоположный берег Березины, на десятки верст затянутый дымом от пожарищ.
Отступая, русские поджигали леса и стога сена, а разбегавшиеся по лесам мужики-белорусы зарывали хлеб в землю в таких лесных трущобах, что найти его не было никакой возможности. Шведская армия оказалась в горящей пустыне, и уже за Минском солдатские рационы были урезаны до крайности. Правда, от Риги должен был выйти огромный обоз, собранный корпусом генерала Левенгаупта, но где он сейчас находится, не знали точно ни Карл XII, ни его штаб.
Русские перекрыли все переправы через Березину: всюду стояла или пехота Шереметева, или конница Меншикова. Однако же Карл XII провел искусный маневр. Создав ложную переправу у Борисова, совершил внезапный ночной переход на юг, перешел с Оршанской дороги на дорогу, ведущую к Могилеву, и начал внезапную переправу у Березы Сапежской. Простым глазом было видно, что пехоты у русских здесь не было, а сбить кавалерийские разъезды тридцатипятитысячной массе шведских войск не представляло труда. Король с видимым удовольствием наблюдал за стройными колоннами своих войск, которые подходили к реке. Солдаты главной армии еще не успели подрастрясти саксонский жирок — выглядели сильными и здоровыми, а голод придавал лишь им упри мства и злости.
Вот и сейчас с невысокого холма, на котором стоял Карл со своей свитой, хорошо было видно, как ловко и умело шведские саперы собирали наплавной мост, готовясь спустить его на воду. А дабы отогнать неприятельские конные разъезды, рота гренадер-смоландцев, наскоро сколотив плоты, двинулась на левый, пологий берег реки. Над прибрежными кустами поплыли дымки, донеслось эхо выстрелов. Карл потребовал дозорную трубу. Увидел н кустах красные штаны русских драгун. Сильное течение сносило плоты вниз по реке и проносило их как раз перед кустами. Один из шведских офицеров на третьем плоту, по фигуре совсем еще мальчик, выпрямился было во весь рост, выстрелил из пистолета. В ответ из кустов вспыхнул дымок, и офицерик, взмахнув руками, рухнул с плота вниз головой. Солдаты не успели подать помощь, как течение уже затащило его под плот, и он так более и не всплыл на поверхность. Лишь синяя офицерская шляпа одиноко мчалась некоторое время по середине реки, пока не исчезла в высокой волне, поднятой ветром.
— Так стрелять! Бить офицеров на выбор! — приказал Роман молоденькому прапорщику Косте Ивлеву, засевшему со взводом невских драгун в прибрежных кустах. Драгуны открыли частый огонь. Но, как скоро убедился Роман, больше было шума, чем дела. Драгуны- новобранцы, а почитай, весь Невский драгунский полк состоял из новобранцев, стреляли хуже некуда. Только сам Роман уложил двух шведов-гребцов, да корнет снял верзилу-сержанта, распоряжавшегося на последнем плоту. Матерясь на ходу, Роман пробежал раз и другой вдоль цепи драгун, но не мог же он за минуту обучить их стрельбе! Этих сосунков и впрямь обучит только война!
Роман вернулся к Ивлеву, проклиная тот час, когда он принял предложение Ренцеля и перешел командиром эскадрона из Новгородского полка, который после славного перехода стал сводным пехотным, в новобраный полк невских драгун.
— Еще одного сбил! — Костя Ивлев поднялся из кустов, сказал не без гордости: — Недаром покойный батюшка меня на охоту брал, у нас в смоленских лесах славная охота!
Сильное течение волокло шведские плоты дальше вдоль прибрежной осоки, где Роман укрыл второй взвод эскадрона. Оттуда тоже загремели выстрелы драгун, и еще два-три шведа молча упали в воду. Оставшиеся, не отвечая огнем на огонь, продолжали сосредоточенно грести, пока первый плот не наткнулся на большую песчаную отмель, едва не доходившую до половины реки. И тотчас шведы, схватив мушкеты, бесполезные для стрельбы, потому как порох отсырел, попрыгали с плотов и, по пояс в воде, двинулись к берегу. Из осоки по ним прогремели еще два-три выстрела, а затем второй плутонг невских драгун ударился в бегство. И к крайнему стыду Романа, впереди взвода, высоко, как цапля, задирая ноги по прибрежной грязи, перепрыгивая с кочки на кочку, бежал командир плутонга подпоручик Козецкий. Шведы настигали отставших драгун и кололи их сзади в спину.
— Строй боевой порядок! — приказал Роман Ивлеву и с палашом в одной руке, с пистолетом в другой бросился наперерез Козецкому.— Застрелю, мать твою так! — Столько было бешенства и злости в лице Романа, что Козецкий и десяток бегущих за ним драгунов сразу остановились. Но построить их Роман не успел, так как из-за кустов хлынула густая толпа синих шведских мундиров. Отмахиваясь палашом от бегущего за ним шведского гренадера, путаясь шпорами, Роман сам теперь бежал к неровной линии драгун первого взвода.
— Да стреляй же, стреляй! — издали крикнул он Ивлеву и услышал звонкий, по-юношески срывающийся голос прапорщика, отдающего команду: «К заряду! На руку! Огонь!» Грянул залп, и, к счастью для Романа, он как раз в этот миг зацепился шпорой за кочку, упал в грязь и не угодил под пули своих драгун. Преследующий его швед в свой черед перелетел через Романа, упал и выронил мушкет. Роман вскочил первый и успел приставить палаш к горлу шведа. В этот момент раздалось
