- Наверное, им надоело получать от нас по лбу, а самим в ответ щекотать нам пятки, и потому они решили угостить нас тридцатишестифунтовой пушкой.
- Слышишь, Пьер?
- Да, капитан
- Пьер, десять луидоров!
- Капитан, я и без того постарался бы изо всех сил. Судите сами: огонь!
И, приказав себе стрелять, Пьер поднес фитиль к пороху; прогремел выстрел: в парусах зияла огромная дыра.
Почти в тот же миг 'Калипсо' ответило таким же грохотом, и ядро, отломив кусок реи большого марселя, разорвало висевшего на вантах матроса пополам.
- Слушай, Пьер, - закричал Парижанин, - неужели ты позволишь, чтобы нас всех вот так перебили?
- Тысяча чертей! - выругался Пьер. - Похоже, у них тоже есть тридцатишестифунтовая пушка. Погоди, погоди, Парижанин, сейчас ты кое-что увидишь!
На этот раз Пьер Берто прицелился особенно старательно, потом торопливо поднялся, поднес фитиль, и все это заняло считанные секунды.
Послышался оглушительный треск. Грот-стеньга покачнулась, словно не зная, куда упасть - вперед или назад, наконец накренилась вперед и, надломившись над марсом, рухнула на палубу, накрыв ее парусом: цепь ядра ее подрубила.
- Пьер! - радостно прокричал капитан. - Я слышал, есть такая книга 'Опасные связи' [Принадлежит перу Шадерло де Лакло]. Ты ее случаем не читал? Ты выиграл десять луидоров, мальчик мой!
- Стало быть, выпьем за здоровье капитана! - обрадованно зашумели матросы.
- А теперь, - продолжал капитан, - 'Калипсо' наша, и досталась она нам почти даром, но надо дождаться появления луны, верно, Парижанин?
- Я думаю, осторожность не помешает, - отвечал тот. - Уже смеркается, а в той работе, которая нам еще предстоит, не мешало бы видеть, куда ставишь ногу.
- Раз уж вы вели себя примерно, - прибавил капитан, - обещаю вам фейерверк.
Сумерки сгустились, темнело с невероятной быстротой, что характерно для тропических широт.
Капитан Эрбель приказал поднять фонари на брам-стеньге, чтобы англичане не подумали, будто их противник решил скрыться в темноте.
Приказание было исполнено.
Англичанин в знак того, что он тоже не считает эту партию завершенной, водрузил сигнальные огни.
Похоже, обе стороны с одинаковым нетерпением ждали появления луны.
Оба судна вышли из ветра, словно потерпели аварию; в темноте они напоминали две грозовые тучи, плывущие по волнам, в недрах которых кроются гром и молния.
В одиннадцать часов появилась луна.
В то же мгновение нежный свет осветил все вокруг и посеребрил море.
Капитан Эрбель вынул часы.
- Дети мои! - сказал он. - Как я вам сказал, в четверть двенадцатого мы должны захватить 'Калипсо', а в половине двенадцатого - уже лежать в своих койках. Времени у нас мало.
Не будем обращать внимания на неприятеля, он волен поступать как знает. Нам же предстоит следующее... Пьер Берто перетащил свою упряжку вперед?
- Так точно, капитан, - доложил Пьер Берто.
- Заряжено шрапнелью?
- Да, капитан.
- Мы пойдем прямо на англичанина. Пьер Берто отсалютует из обеих своих красавиц; мы пошлем привет из всех пушек левого борта, потом быстро развернемся, подойдем вплотную, забросим наши крюки и выстрелим из пушек правого борта: превосходно! Так как англичане лишились своей стеньги и проворны теперь не больше, чем человек с переломанной ногой, они в нас успеют выстрелить лишь из пушек правого борта; восемнадцать двадцатичетырехфунтовых орудий против двадцати четырех восемнадцатифунтовых и двух тридцатишестифунтовых: считайте сами, и вы увидите, что у нас чистый перевес в восемь выстрелов. А теперь вперед остальное за мной. Вперед, братцы! Да здравствует Франция!
Громкие крики: 'Да здравствует Франция!' - вырвались, казалось, из самой глубины моря и возвестили англичанам, что бой сейчас вспыхнет с новой силой.
В ту же минуту 'Прекрасная Тереза' развернулась, чтобы воспользоваться попутным ветром.
Сначала даже могло показаться, что она удаляется от 'Калипсо', но как только она почувствовала, что ветер дует ей в корму, направилась на неприятеля и налетела на него, будто морская хищница на свою жертву.
Надобно отметить, что матросы капитана Эрбеля слепо повиновались любому его приказанию.
Если бы он повелел идти прямо на 'Мальстрем' - эту легендарную бездну из скандинавских сказок, заглатывающую трехпалубные корабли не хуже Сатурна, пожиравшего детей, - штурман направил бы корабль прямо на 'Мальстрем'.
Все приказания были исполнены с безупречной точностью.
Пьер Берто послал два шрапнельных снаряда почти в одно время с тем, как в 'Прекрасную Терезу' англичане выстрелили из пушек своего левого борта. Потом прогрохотали в ответ и пушки 'Терезы'. И не успела 'Калипсо' развернуться правым бортом и перезарядить пушки, как бушприт 'Прекрасной Терезы', облепленный людьми, словно виноградная гроздь - ягодами, врезался в ванты грот-мачты, а капитан, стараясь перекричать скрип снастей, приказал:
- Огонь, дети мои! Последний залп! Врежьте ему как следует, а потом мы возьмем его, слово крепость, приступом!
Двенадцать заряженных шрапнелью пушек будто взвыли от радости в ответ на это приказание.
Зловещая вспышка осветила 'Калипсо', густое облако дыма опустилось на его палубу, послышались треск, крики, потом снова раздался голос Эрбеля, будто повелевавшего грозой:
- На абордаж, ребятки!
Первым на вражескую палубу прыгнул, как всегда, капитан Эрбель.
Но не успел он еще как следует встать на ноги, как у него над ухом кто-то сказал:
- А все-таки крестником вашего первенца буду я, капитан.
Эти слова принадлежали Пьеру Берто.
В ту же минуту с бушприта посыпались, как зерна из колоса, французы, к ним присоединялись их товарищи, и все они очутились на палубе 'Калипсо': в течение нескольких минут люди падали туда, словно град в летнюю бурю.
Невозможно передать, что потом происходило на палубе 'Калипсо': все смешалось, началась рукопашная схватка, все кричали, будто на шабаше демонов, но, к величайшему изумлению многих, капитана Эрбеля было не видать и не слыхать.
Однако спустя несколько минут он выбрался из люка. Он держал в руке факел, и в его свете стало видно, что лицо капитана испачкано порохом и кровью.
- Все на борт 'Прекрасной Терезы', ребятки! - крикнул он. - Англичанин сейчас взлетит на воздух!
Его слова произвели магическое действие: крики стихли, драка прекратилась.
Вдруг из глубины вражеского судна донесся истошный крик:
- Огонь!
Матросы 'Прекрасной Терезы' бросились вон с неприятельского брига с тем же проворством, с каким совсем недавно его осаждали; французы цеплялись за снасти, прыгали с борта одного судна на другое, в то время как капитан, Пьер Берто и еще несколько силачей, описанных нами в самом начале сражения и вооруженных невиданным дотоле оружием, прикрывали отступление.
Оно произошло так скоро, что англичане еще не успели прийти в себя; пока два человека с топорами в руках высвобождали бушприт от снастей, в которых он запутался, раздался крик:
- Брасопьте левый борт вперед! Ставьте стаксели! Убирайте грот и бизань! Руль право на борт!
Эти приказания, отдававшиеся властным голосом, которому невозможно было не подчиниться, были
