хочешь сохранить свою свободу!' И я возвращалась всякий раз, как слышала этот властный голос; я возвращалась, чтобы уплатить дань. Я плачу ее со слезами на глазах, но это цена моей свободы. Вот моя исповедь, а в заключение я хочу привести поэту-мизантропу три строки другого поэта, еще большего мизантропа:
Уж если в свете ты живешь, обязан
Соблюсти его законы Высший разум
Не любит крайностей, поверь!
- Молчи! Я люблю тебя! Люблю! - страстно вскричал Жан Робер.
- Будь по-твоему! - кивнула она, покорно принимая поцелуи Жана Робера, но не отвечая ему тем же, будто в глубине души еще сердилась на него. Раз мы обо всем договорились, вернемся к тому, с чего мы начали разговор. Вы у меня спрашивали, какое чувство наименее значительно, а я вам сказала, желая вам понравиться, что это - чувство ожидания. Что вы на это ответите?
- 'Ничего', до тех пор, пока вы будете говорить мне 'вы'.
- Ну хорошо, я говорю 'ты'.
- Этого недостаточно. Когда ты задавала свой вопрос, ты прижималась губами к моему лбу. Именно с мыслями об этом поцелуе я и спросил тебя о том, какое чувство наименее значительно, бесполезно или преувеличено.
- Прежде всего, проси прощения за то, что сказал, будто я отдаюсь в свете всем подряд, и я отпущу тебе все грехи.
- Не возражаю, но при условии, что ты скажешь: мыслями ты всегда со мной.
Вместо ответа прелестница распахнула жаркие объятия.
- Послушай! - сказал Жан Робер. - Когда я тебя целую, я тебя вижу, касаюсь, чувствую твой запах, вдыхаю твой аромат, но не слышу, потому что наши губы сливаются в поцелуе, и ни одно слово не способно выразить то, что я при этом испытываю.
Значит, именно слух играет наименьшую роль в подобных обстоятельствах.
- Нет, нет, - сказала она. - Не говори чушь: это чувство ничуть не хуже других, потому что помогает мне услышать твои драгоценные слова.
Госпожа де Маранд была совершенно права, утверждая, что слух - чувство не хуже других. Прибавим, что в настоящих обстоятельствах он даже выходил на первое место.
Наши влюбленные любезничали, не сводя друг с друга глаз, обменивались поцелуями и не замечали - влюбленные такие рассеянные! - что время от времени занавеска в алькове трепещет, словно от сквозняка.
Только призвав на помощь зрение и заглянув за занавески,, наши влюбленные увидели бы человека, который, притаившись за пологом, изо всех сил старался, но не мог сдержать дрожь, объяснявшуюся неудобным положением.
Но случилось так, что в ту минуту, как Жан Робер шестью поцелуями положил конец разговору о шести чувствах, шпионивший за ними человек то ли разволновался от поцелуев, то ли не выдержал напряжения, находясь в неловком положении, и дернулся. Г-жа де Маранд вздрогнула.
Жан Робер, словно лишний раз доказывая свою невосприимчивость, не услышал или сделал вид, что ничего не слышит.
Но, почувствовав, как вздрогнула его возлюбленная, спросил:
- Что с вами, любовь моя?
- Ты ничего не заметил? - затрепетав, удивилась г-жа де Маранд.
- Нет.
- Ну так слушай, - предложила она, повернув голову в сторону кровати.
Жан Робер насторожился. Но, так ничего и не разобрав, он снова взял красавицу за руки и припал к ним губами.
Поцелуй - музыка, сто поцелуев - симфония. Под сводами часовни звучали тысячи поцелуев.
Но если мысль, словно дикую птицу, легко спугнуть, как совсем недавно утверждала г-жа де Маранд, то ангела-хранителя поцелуев испугать еще легче.
Шум, заставивший молодую женщину вздрогнуть, снова достиг ее слуха; теперь она вскрикнула.
На сей раз и Жан Робер услышал подозрительный звук. Он вскочил и пошел прямо к кровати, откуда, как ему показалось, доносился шум.
В ту минуту, как он потянулся к пологу, тот заколыхался.
Поэт перешагнул через кровать и столкнулся лицом к лицу с г-ном де Вальженезом.
- Вы? Здесь? - вскричал Жан Робер.
Госпожа де Маранд поднялась, не в силах сдержать дрожь.
Она была потрясена, когда вслед за поэтом узнала молодого человека.
Читатели помнят, как по-отечески предостерегал г-н де Маранд свою жену по поводу монсеньера Колетти и Лоредана де Вальженеза. Насколько молодой поэт казался ему порядочным в вопросах любви, настолько же епископ и развратник могли, по его мнению, опорочить имя жены. Он милостиво предупредил г-жу де Маранд, и молодая женщина в ответ на вопрос мужа: 'Он вам нравится?' - заявила: 'Он мне совершенно безразличен'.
Из главы под названием 'Супружеская беседа' читателям также стало известно, что банкир сказал о г- не Лоредане де Вальженезе:
'Что до его успехов, кажется, они ограничиваются успехом у светских женщин. Когда же он обращается к простым девушкам, то, несмотря на всяческую помощь, которую оказывает брату в подобных обстоятельствах мадемуазель де Вальженез, он иногда вынужден прибегать к насилию'.
Мы помним, какое участие принимала мадемуазель Сюзанна де Вальженез в похищении Мины, невесты Жюстена.
Нам еще предстоит убедиться в том, что любезная сестрица помогала ему не только в похищении девушек.
У г-жи де Маранд была камеристка, статная красавица - мы встречались с ней, когда она впускала Жана Робера в 'голубятню' г-жи де Марарнд.
Девушку звали Натали, и она была искренне .предана своей хозяйке.
Когда г-н де Вальженез признался сестре, что любит г-жу де Маранд, мадемуазель Сюзанна стала искать случай поселить у жены банкира своего человека, который мог бы в случае необходимости провести к Лидии г-на де Вальженеза.
И такой случай представился. По возвращении с вод г-жа де Маранд стала искать камеристку, и мадемуазель де Вальженез любезно предложила ей свою.
Это и была Натали.
Обычно мы не задумываемся над тем, какое огромное влияние имеет камеристка на свою хозяйку. Натали при малейшей возможности превозносила г-на де Вальженеза.
Г-жа де Маранд заполучила эту девушку от сестры героя многочисленных любовных подвигов, а потому не удивлялась, что слышит о нем много хорошего, принимая за признательность то, что являлось в действительности лишь умышленным подстрекательством.
Но из предыдущих сцен, а в особенности из той, что только что была нами представлена на суд читателей, явствует, что г-жа де Маранд по-настоящему любила Жана Робера; стоит ли говорить, что похвалы, которые источала Натали, не возымели на нее никакого действия.
В тот вечер г-н де Вальженез, доведенный до крайности равнодушием г-жи де Маранд, решился на отчаянный поступок.
Натали спрятала его в алькове, он просидел там два часа, явившись свидетелем любовных признаний Жана Робера и г-жи де Маранд, как вдруг Лидия услышала подозрительный шум, заставивший ее вздрогнуть.
Мучение становится настоящей пыткой, когда слышишь обращенные к сопернику слова: 'Я люблю тебя!'
На мгновение г-ну де Вальженезу взбрело на ум явиться перед влюбленными, подобно голове Медузы.
Но к чему привело бы подобное появление?
