сомневаться.
- Иными словами, вам нужно доказательство? - подхватил Сальватор. Будь по-вашему! Вот вам доказательство.
Он вынул из кармана небольшой, еще влажный листок.
- Держите! - сказал он. - Вот пробный оттиск ордонанса, который будет напечатан в завтрашнем номере 'Монитора'. Ах, жалость какая! Буквы немного смазаны: этот листок отпечатали нарочно для меня и очень торопились.
Он усмехнулся и прибавил:
- Это меня и задержало: я ждал, когда будет отпечатан ордонанс.
Он подал оттиск г-ну Араго, и листок пошел гулять по рукам. Когда Сальватор насладился произведенным впечатлением, он, как актер, приберегающий эффекты, произнес:
- Это не все!
- Как?! Что еще? - послышались со всех сторон голоса.
- Герцог Дудовильский, суперинтендант королевского дома, подал в отставку.
- О! - воскликнул Лафайет. - Я знал, что с тех пор, как полиция нанесла оскорбление телу его отца, он ждал лишь удобного случая.
- Что же, - заметил Сальватор, - роспуск национальной гвардии - случай подходящий.
- Отставка была принята?
- Незамедлительно.
- Самим королем?
- Король заупрямился было, но герцогиня заметила ему, что это место словно нарочно создано для принца Полиньяка.
- То есть, как - для принца Полиньяка?
- Да, для его высочества Анатоля-Жюля де Полиньяка, приговоренного к смерти в тысяча восемьсот четвертом году, помилованного благодаря вмешательству императрицы Жозефины, ставшего римским принцем в тысяча восемьсот четырнадцатом году, пэром - в тысяча восемьсот шестнадцатом и послом в Лондоне - в тысяча восемьсот двадцать третьем. Надеюсь, теперь ошибки быть не может?
- Однако, раз он посол в Лондоне...
- О, это не помеха, генерал: он будет отозван.
- А господин де Виллель дал на это согласие? - полюбопытствовал г-н де Маранд.
- Он немножко посопротивлялся, - ответил Сальватор, с непонятным упорством сохраняя шутливый тон, - ведь господин де Виллель - хитрый лис, так, во всяком случае, рассказывают; я-то имею честь его знать не более чем большинство мучеников... Во всяком случае, он сказал так: 'Что до меня, то я никогда не слышал, чтобы мученики жили коммуной, - да, мученики, иначе их не назвать! - Их обычно не более пяти на сотню'. И, как хитрый лис, он дал понять, что говорит и о Бартелеми и о Мери. Потому что, хоть и поется:
Встал Виллель, всему глава, Несокрушимо, как скала, - он понимает, что нет такой скалы, пусть даже самой твердой, которую нельзя было бы взорвать. Доказательство тому - Ганнибал, который, преследуя Тита Ливия, продолбил проход в цепи Альпийских гор, - и он боится, как бы господин де Полиньяк не продолбил его скалу.
- Как! - вскричал генерал Пажоль. - Господин де Полиньяк - в кабинете министров?
- Тогда нам останется лишь спрятаться! - прибавил Дюпон (де л'Эр).
- А я полагаю, что, напротив, нам придется показать зубы! - возразил Сальватор.
Молодой человек произнес последние слова совсем другим юном, чем говорил до сих пор, и все невольно обратили на него свои взоры.
Только теперь трое друзей окончательно его узнали; это был их Сальватор, самый настоящий, а не какой-то там Вальзиньи г-на де Маранда.
В это время вошел лакей и передал хозяину дома депешу, проговорив:
- Срочное!
- Я знаю, что это, - сказал банкир.
Он схватил незапечатанный конверт, вынул письмо и прочел три строки, написанные крупным почерком:
'Национальная гвардия распущена.
Отставка герцога Дудовилъского принята.
Господин де Полинъчк отозван из Лондона'.
- Можно подумать, что его королевское высочество монсеньор герцог Орлеанский узнае! новости от меня! - вскричал Сальватор.
Все вздрогнули.
- Кто вам сказал, что эта записка - от его королевского высочества?
- Я узнал его почерк, - ответил Сальватор просто.
- Почерк?..
- Да. В этом нет ничего удивительного, ведь у нас с ним один нотариус: господин Баратто.
Лакей доложил, что ужин подан.
Сальва гор выпустил лорнет и бросил взгляд на шляпу, словно собирался удалиться.
- Вы не останетесь с нами поужинать, господин де Вальзиньи? осведомился г-н де Маранд.
- Не могу, сударь, к моему великому сожалению.
- Как так?
- У меня еще есть дела, я встречу утро в суде присяжных.
- Вы направляетесь в суд? В столь позднее время?
- Да! Там спешат разделаться с несчастным малым, имя которого вам, возможно, известно.
- А-а, Сарранти... Негодяй, убивший двух детей и выкравший сто тысяч экю у своего благодетеля, - проговорил кто-то.
- И который выдает себя за бонапартиста, - прибавил другой голос. Надеюсь, его приговорят к смертной казни.
- В этом вы можете не сомневаться, сударь, - отозвался Сальватор.
- Значит, его казнят?!
- Вот это вряд ли.
- Неужели вы думаете, что его величество помилует негодяя?
- Нет, однако может статься, что негодяй невиновен и получит милость из рук не короля, а самого Господа Бога.
Сальватор произнес эти слова тем же тоном, который позволял трем друзьям узнавать его, несмотря на легкомысленный вид, который он на себя напускал.
- Господа! - проговорил г-н де Маранд. - Вы слышали:
ужин подан.
Пока те, к кому обратился г-н де Маранд, переходили в столовую, трое молодых людей приблизились к Сальватору.
- Скажите, дорогой Сальватор, - обратился к нему Жан Робер, - может ли так статься, что нам будет нужно завтра вас увидеть?
- Вполне возможно.
- Где мы сможем вас найти?
- Там же, где всегда: на улице О-Фер, у двери в мой кабинет, на границе моих владений... Вы забываете, что я попрежнему комиссионер, дорогой мой... Ах, поэты, поэты!
И он вышел в дверь, расположенную напротив той, что вела в столовую; Сальватор не колебался ни минуты, как человек, хорошо знакомый с расположением комнат в доме, что повергло троих друзей в настоящее изумление.
XXI
Гнездо голубки
Наши читатели, верно, не забыли, как любезно г-н де Маранд перед возвращением в свой кабинет (где ожидались новости из Тюильри, принесенные Сальватором)
