И трое молодых людей, пожав руки Сальватору и Жюстену, удалились, оставив двух карбонариев с глазу на глаз.
Мы видели, как в одиннадцать часов Жан Робер, Петрус и Людовик собрались у г-жи де Маранд и аплодировали Кармелите. В половине двенадцатого, пока г-жа де Маранд и Регина приводили в чувство Кармелиту, молодые люди преподали Камиллу урок, о котором мы уже рассказали. Наконец, в полночь, пока г-н де Маранд, задержавшийся в будуаре, чтобы справиться о состоянии Кармелиты, галантно целовал руку своей жене и просил как величайшей милости позволения зайти после бала к ней в спальню, молодые люди проникли в кабинет банкира, назвав условный пароль: 'Хартия' и 'Шартр'.
Там собрались все старейшие заговорщики из Гренобля, Бельфора, Сомюра и Ла-Рошели - словом, все, кто чудом уцелел: Лафайеты, Кеклены, Пажоли, Дермонкуры, Каррели, Гинары, Араго, Кавеньяки - и каждый из них представлял особое мнение, а все вместе они шли к великой цели.
Гости ели мороженое, пили пунш, говорили о театре, искусстве, литературе... Но уж никак не о политике!
Трое друзей вошли вместе и поискали глазами Сальватора.
Сальватор еще не пришел.
Тогда они разделились и разошлись по разным кружкам:
Жан Робер примкнул к Лафайету, который любил его как сына; Людовик - к Франсуа Араго, этому великодушному красавцу и умнице; Петрус - к Орасу Берне, чьи полотна все как одно были отвергнуты Салоном и тогда художник организовал выставку в своей мастерской, где перебывал весь Париж.
Кабинет г-на де Маранда представлял собой любопытнейшее собрание недовольных, представлявших все партии. И вот приглашенные разговаривали об искусстве, науке, войне, но всякий раз, как отворялась дверь, все взгляды обращались на входившего: должно быть, они кого-то ждали.
И действительно, они ожидали вестника из дворца.
Наконец дверь распахнулась, пропуская молодого человека лет тридцати, одетого с безупречным изяществом.
Петрус, Людовик и Жан Робер едва сдержались, чтобы не вскрикнуть от удивления: это был Сальватор.
Вновь прибывший поискал глазами и, заметив г-на де Маранда, пошел к нему.
Господин де Маранд протянул ему руку.
- Вы припозднились, господин де Вальзиньи, - заметил банкир.
- Да, сударь, - отвечал молодой человек, изменив голос и сопровождая свою речь непривычными жестами. Он поднес к правому глазу лорнет, словно без него не мог узнать Жана Робера, Петруса и Людовика. - Да, я пришел поздно, вы правы.
Однако я задержался у тетушки, старой вдовы, подруги герцогини Ангулемской: она передала мне дворцовые новости.
Все присутствовавшие стали слушать с удвоенным вниманием. Сальватор обменялся приветствиями с несколькими гостями, подошедшими к нему поближе, вкладывая в свои слова ровно столько дружеского участия, почтительности или непринужденности, сколько, по мнению элегантного г-на де Вальзиньи, полагалось каждому из них.
- Дворцовые новости! - повторил г-н де Маранд. - Значит, во дворце что-то происходит?
- А вы не знаете?.. Да, состоялось заседание Совета.
- Это, дорогой господин де Вальзиньи, давно не новости, - рассмеялся г-н де Маранд.
- Однако заседание может принести кое-что новое, что и произошло.
- Неужели?
- Да.
Все приблизились к Сальватору.
- По предложению господина де Виллеля, господина де Корбьера, господина де Пейроне, господина де Дама и господина де Клермон-Тоннера, а также по настоянию ее высочества наследной принцессы, которую очень задели крики: 'Долой иезуитов!' - и несмотря на возражение господина де Фрейсину и господина де Шаброля, голосовавших за частичное расформирование, национальная гвардия распущена!
- Распущена?!..
- Полностью распущена! Вот и я был каптенармусом, а теперь я не у дел, придется искать другое занятие!
- Распущена! - все повторяли слушатели, будто никак не могли поверить в то, что услышали.
- То, что вы говорите, очень важно, сударь! - проговорил г-н Пажоль.
- Вы находите, генерал?
- Несомненно!.. Ведь это государственный переворот.
- Да?.. Что ж, в таком случае его величество Карл Десятый совершил государственный переворот.
- Вы уверены в своих словах? - спросил Лафайет.
- Ах, господин маркиз!.. (Сальватор словно забыл, что Лафайет и Монморанси отказались от своих титулов 4 августа 1789 года.) Я не стал бы говорить то, в чем не уверен.
Потом он прибавил непреклонным тоном:
- Я полагал, что имею честь быть вам знакомым, чтобы вы не сомневались в моем слове.
Старик протянул молодому человеку руку и с улыбкой проговорил вполголоса:
- Перестаньте называть меня маркизом.
- Прошу прощения, - рассмеялся Сальватор, - но вы для меня всегда маркиз.
- Хорошо, пусть так! Для вас, человека неглупого, я готов остаться кем пожелаете, но при других зовите меня генералом.
Вернувшись к первоначальной теме разговора, Лафайет спросил:
- Когда огласят этот прелестный ордонанс?
- Это уже сделано.
- То есть, как? - не понял г-н де Маранд. - Почему же мне об этом ничего не известно?
- Возможно, вы узнаете в свое время. И не надо сердиться на вашего осведомителя за опоздание: просто у меня есть свой способ видеть сквозь стены: нечто вроде хромого беса, который приподнимает крыши, чтобы я увидел, что происходит на заседании Государственного совета.
- И когда вы смотрели сквозь стены Тюильри, вы видели, как составлялся ордонанс? - уточнил банкир.
- Больше того, я заглядывал через плечо тому, кто водил пером. О, фраз там не было или, вернее, была одна-единственная:
'Карл Десятый, Божьей милостью и так далее, заслушав доклад нашего государственного секретаря, министра иностранных дел и так далее, постановляет распустить национальную гвардию города Парижа'. И все.
- И этот ордонанс?..
- ...разослан в двух экземплярах: один - в 'Монитор', другой - маршалу Удино.
- И завтра пакет будет в 'Мониторе'?
- Он уже там. Правда, номер с ордонансом еще не вышел из печати.
Присутствовавшие переглянулись.
Сальватор продолжил:
- Завтра или, точнее, сегодня, потому что уже перевалило за полночь, итак, сегодня в семь часов утра национальных гвардейцев сменят с постов королевская гвардия и пехотный полк.
- Да, - заметил кто-то, - а потом национальные гвардейцы сменят с постов пехотинцев и солдат королевской гвардии!
- Это, возможно, и произойдет в один прекрасный день, - сверкнув глазами, молвил Сальватор, - только не по приказанию короля Карла Десятого!
- Невозможно поверить в такое ослепление! - проговорил Араго.
- Ах, господин Араго, - возразил Сальватор, - вы, астроном, можете до часа, до минуты предсказать затмения. Неужели вы не видите, что происходит на королевском небосводе?
- Чего ж вы хотите! - заметил прославленный ученый. - Я человек рассудительный и привык
