- А-а, это вы, ваше высочество!
- Разве король сам не позволил мне прийти?
- Верно... Так что вы предлагаете мне предпринять, господа?
- Сир! Вы знаете, что громче всего кричат: 'Долой священников'? вставила свое слово герцогиня Ангулемская.
- Да, действительно... Я хорошо слышал: 'Долой иезуитов!'
- Ну и что, сир? - не поняла ее высочество.
- Это не совсем одно и то же, дочь моя... Спросите лучше у его высокопреосвященства архиепископа. Господин де Фрейсину, будьте с нами откровенны! Крики: 'Долой иезуитов!' - адресованы духовенству? Как вы полагаете?
- Я бы сделал различие, сир, - отвечал архиепископ, человек тихий и прямой.
- А для меня, - поджав тонкие губы, возразила наследная принцесса, различия не существует!
- Ну, господа, занимайте свои места, и пусть каждый выскажет по данному поводу свои соображения, - предложил король.
Министры сели, и обсуждение продолжилось.
ХХ
Господин де Вальзиньи
Пока обсуждение, подробности и результаты которого мы узнаем позднее, разворачивалось вокруг стола, покрытого зеленым сукном, на котором столько раз были поставлены судьбы Европы; пока г-н де Маранд, рядовой вольтижер во 2-м легионе, возвращается к себе, за весь день не проронив ни слова одобрения или осуждения, по которому можно было бы судить о его политических пристрастиях, потом стягивает мундир с торопливостью, свидетельствующей о его неприязни ко всему военному и, как если бы его заботил лишь большой бал, который он собирается дать в этот вечер, он сам руководит всеми приготовлениями к вечеру, - наши молодые герои, не видавшие Сальватора с тех пор, как он дал им последние указания перед смотром, поспешили, как и г-н де Маранд, сбросить униформу и собрались у Жюстена как у общего источника, чтобы узнать, как им лучше себя держать в непредсказуемых грядущих обстоятельствах.
Жюстен и сам ждал Сальватора.
Молодой человек пришел к девяти часам; он тоже успел переодеться и снова превратился в комиссионера. Судя по испарине, выступившей у него на лбу, а также высоко вздымавшейся груди, после возвращения со смотра он не терял времени даром.
- Ну что? - хором спросили четверо молодых людей, едва завидев Сальватора.
- Министры заседают, - ответил тот.
- По какому поводу?
- Обсуждают, как наказать славную национальную гвардию, которая позволила себе неповиновение.
- А когда станут известны результаты заседания?
- Как только будет какой-нибудь результат.
- Так у вас есть пропуск в Тюильри?
- Я могу пройти повсюду.
- Дьявольщина! - вскричал Жан Робер. - Как жаль, что я не могу ждать: у меня приглашение на бал, которое я не могу манкировать.
- Я тоже, - сказал Петрус.
- У госпожи де Маранд? - спросил Сальватор.
- Да! - с удивлением отвечали оба приятеля. - Как вы узнали?
- Я знаю все.
- Однако завтра на рассвете вы сообщите нам новости, не правда ли?
- Зачем же? Вы все узнаете нынче вечером.
- Мы же с Петрусом уходим к госпоже де Маранд...
- Вот у нее вы обо всем и услышите.
- Кто же нам передаст?..
- Я.
- Как?! Вы будете у госпожи де Маранд?
Сальватор лукаво улыбнулся.
- Не у госпожи, а у господина де Маранда.
С той же особенной улыбкой на устах он продолжал:
- Это мой банкир!
- Ах, черт побери! - бросил Людовик. - Я в отчаянии:
и зачем только я отказался от твоего приглашения, Жан Робер!
- А теперь уже поздно! - воскликнул тот и вытащил часы. - Половина десятого! Невозможно...
- Вы хотите пойти на бал к госпоже де Маранд? - спросил Сальватор.
- Да, - кивнул Людовик. - Я бы хотел нынешней ночью не расставаться со своими друзьями... Разве не должно что-то произойти с минуты на минуту?
- По-видимому, ничего особенного не произойдет, - возразил Сальватор. Но это не причина, чтобы расставаться с вашими друзьями.
- Ничего не поделаешь, ведь у меня нет приглашения.
Лицо Сальватора осветила свойственная ему загадочная улыбка.
- Попросите нашего поэта представить вас, - предложил он.
- О, я не настолько вхож в дом... - запротестовал Жан Робер и едва заметно покраснел.
- В таком случае, - продолжал Сальватор, обратившись к Людовику, попросите господина Жана Робера вписать ваше имя вот на этой карточке.
И он вынул из кармана отпечатанное приглашение, гласившее:
'Господин и госпожа де Маранд имеют честь пригласить господина ... на вечер с танцами, который они дают в своем особняке на улице д'Артуа в воскресенье 29 апреля.
Париж. 20 апреля 1827 года'.
Жан Робер взглянул на Сальватора с удивлением, граничившим с изумлением.
- Вы боитесь, что не узнают ваш почерк? - продолжал Сальватор. Подайте-ка мне перо, Жюстен.
Жюстен протянул Сальватору перо. Тот вписал имя Людовика в приглашение, несколько изменив свой изящный аристократический почерк и выведя обычного размера буквы. Затем он протянул карточку молодому доктору.
- Вы сказали, что сами вы идете не к госпоже, а к господину де Маранду? - уточнил Жан Робер, обратившись к Сальватору.
- Совершенно верно.
- Как же мы встретимся?
- Действительно, ведь вы-то идете к госпоже! - продолжая улыбаться, молвил Сальватор.
- Я иду на бал, который дает мой друг, и не думаю, что на этом балу будут говорить о политике.
- Верно... Однако в половине двенадцатого, как только закончится выступление нашей бедняжки Кармелиты, начнется бал. А ровно в полночь в конце галереи, занятой под оранжерею, отворится дверь в кабинет господина де Маранда. Туда пропустят всех, кто скажет два слова: 'Хартия' и 'Шартр'. Их нетрудно запомнить, не так ли?
- Нет.
- Вот мы обо всем и договорились. А теперь, если хотите успеть переодеться, чтобы в половине одиннадцатого быть в голубом будуаре, времени терять нельзя!
- У меня в коляске есть одно место, - предложил Петрус.
- Возьми Людовика! Вы - соседи, а я дойду к себе пешком, - сказал Жан Робер.
- Хорошо!
- Итак, в половине одиннадцатого в будуаре госпожи де Маранд, где будет петь Кармелита, - предупредил Петрус. - А в полночь - в кабинете господина де Маранда, где мы узнаем, что произошло в Тюильри.
