– Не бойтесь, он уже знает дорогу: это самый послушный и надежный копь из всех, на которых мне до сих пор приходилось ездить. Когда я возвращаюсь в город, погрузившись в свои сладостные мысли, я даже не касаюсь поводьев, он сам везет меня, куда нужно.
Влюбленные обменялись еще бесчисленным количеством фраз в том же роде, перемежая их бесчисленным количеством поцелуев.
Но наконец вблизи от замка раздались звуки охотничьего рога, исполнявшего мелодию, о которой Жанна договорилась со своей подругой, и Бюсси удалился.
Направляясь к городу, весь в мыслях об этом чудесном дне и гордый своей свободой, ибо почести и заботы, связанные с богатством, и милости принца крови всегда сковывали его, как золотые цепи, он заметил, что уже близок час, когда закрывают городские ворота. Конь, весь день щипавший листву и травы, продолжал заниматься этим и в пути, а между тем уже приближалась ночь.
Бюсси собрался было пришпорить коня, чтобы наверстать потерянное время, как вдруг услышал позади стук лошадиных копыт.
Человеку, который скрывается, и в особенности влюбленному, во всем чудится угроза.
Это роднит счастливых любовников с ворами.
Бюсси размышлял: что лучше – пустить коня в галоп и вырваться вперед или свернуть в сторону и дать всадникам проехать мимо? Но они скакали так стремительно, что через мгновение уже настигли его.
Всадников было двое.
Бюсси, рассудив, что не будет трусостью уклониться от встречи с двумя, если сам ты стоишь четырех, отъехал на обочину и увидел всадника, изо всех сил пришпоривавшего своего коня, которого его спутник подгонял сверх того еще и частыми ударами хлыста.
– – Ну, ну, вот уже и город, – приговаривал этот последний с сильнейшим гасконским акцентом, – еще триста раз ударить хлыстом и сто – вонзить шпоры. Мужайтесь, мужайтесь!
– Лошадь совсем выдохлась, она дрожит, слабеет, отказывается бежать… – отвечал первый всадник. – Но я бы и сотней коней пожертвовал, лишь бы очутиться в моем городе.
– Какой-нибудь запоздалый анжерец, – сказал себе Бюсси. – Как все же люди глупеют от страха! Голос мне показался знакомым. Однако конь под этим молодцом шатается…
В это мгновение всадники оказались на одной линии с Бюсси.
– Эй, сударь, – крикнул он, – берегитесь! Ноги из стремян, живей, копь сейчас упадет.
И действительно, лошадь тяжело рухнула на бок, судорожно подергала ногой, словно вскапывая землю, и внезапно ее громкое дыхание оборвалось, глаза затуманились, на губах выступила пена, и она испустила дух.
– Сударь, – крикнул, обращаясь к Бюсси, вылетевший из седла всадник, – триста пистолей за вашего коня.
– Господи боже мой! – воскликнул Бюсси, приближаясь к нему.
– Вы слышите, сударь? Я спешу…
– Берите его даром, мой принц, – дрожа от невыразимого волнения, сказал Бюсси, который узнал герцога Анжуйского.
В то же мгновение раздался сухой щелчок – спутник принца взвел курок пистолета…
– Стойте! – крикнул герцог Анжуйский своему безжалостному защитнику. – Стойте, господин д'Обинье, будь я проклят, если это не Бюсси.
– Да, мой принц, это я. Но какого дьявола загоняете вы лошадей в такой час и на этой дороге?
– А-а! Это господин де Бюсси, – сказал д'Обинье, – в таком случае, монсеньер, я вам больше не нужен… Разрешите мне возвратиться к тому, кто меня послал, как говорится в Священном писании.
– Но сначала примите мою самую искреннюю благодарность и заверение в вечной дружбе, – сказал принц.
– Я принимаю и то и другое, монсеньер, и когда-нибудь напомню вам ваши слова.
