– Чем я был возмущен до глубины души, как ваше высочество могли убедиться сами.
– Но, – сказал герцог, – коли это вас так возмущало, вы могли бы послать медицину ко всем чертям и отправиться со мной, как я вас о том просил.
– Проклятие! – воскликнул Бюсси, на сотню ладов вертя и крутя в руках свою аптекарскую шляпу.
– Но, – продолжал герцог, – так как речь шла о серьезном деле, вы побоялись подвергнуть себя опасности.
– Простите? – переспросил Бюсси, одним ударом кулака нахлобучивая все ту же шляпу до самых глаз. – Мне послышалось, мой принц, вы сказали, что я побоялся подвергнуть себя опасности?
– Да, я так сказал, – ответил герцог Анжуйский. Бюсси вскочил со своего стула.
– Тогда, значит, вы солгали, монсеньер, – воскликнул он, – солгали самому себе, слышите! Потому что вы сами не верите ни слову, ни единому слову из того, что сказали. У меня на теле двадцать шрамов, они свидетельствуют, что я не раз подвергал себя опасности и никого не боялся. И, клянусь честью, я знаю немало людей, которые не смогли бы сказать того же о себе и тем более доказать это.
– У вас всегда наготове неопровержимые доводы, господин де Бюсси, – возразил герцог, бледный и очень возбужденный. – Когда вас обвиняют, вы стараетесь перекричать упреки и воображаете, что это доказывает вашу правоту.
– О нет, я не всегда прав, монсеньер, – возразил Бюсси, – и хорошо это знаю, но я так же хорошо знаю, в каких случаях я не прав.
– В каких же это случаях? Скажите, сделайте милость.
– В тех, когда я служу неблагодарным людям.
– По чести, сударь, мне кажется, что вы забываетесь, – сказал принц, внезапно поднимаясь с тем видом достоинства, который он умел принимать в случае нужды.
– Возможно, я забываюсь, монсеньер, – сказал Бюсси, – поступите раз в жизни так же: забудьтесь или забудьте меня.
При этом Бюсси сделал два шага к выходу, но принц оказался проворней и загородил собою дверь.
– Станете ли вы отрицать, сударь, – спросил он, – что в тот день, когда вы отказались выйти из дому со мной, вы через минуту вышли сами?
– Я, – ответил Бюсси, – никогда ничего не отрицаю, монсеньер, разве что в тех случаях, когда у меня хотят вынудить признание.
– Тогда объясните мне, почему вы настаивали на том, чтобы остаться дома.
– Потому, что у меня были дела.
– Дома?
– Дома или в другом месте.
– Я полагаю, что, когда дворянин состоит на службе у принца, главными его делами являются дела этого принца.
– Так кто же, как правило, занимается вашими делами, монсеньер, если не я?
– Я с этим не спорю, – ответил Франсуа, – обычно вы мне верны и преданы, скажу даже больше: я извиняю ваше дурное настроение.
– Вот как? Вы очень добры.
– Да, извиняю, потому что у вас есть некоторые основания сердиться на меня.
– Вы признаете это, монсеньер?
– Да. Я обещал вам опалу для господина де Монсоро. Вы, кажется, его сильно недолюбливаете, господина де Монсоро?
