взгляда в окно, чтобы изменить свое мнение. Совершенно очевидно, что между Элис и тремя мальчиками образовалась нерушимая связь. Эти мальчики уже обрели дом, и было бы верхом жестокости отнять его у них. Когда Йен наконец снова поднял на нее глаза, она ободряюще улыбнулась ему.
– Что ж, если у вас нет никаких видов на этих мальчиков, может, позволите им остаться у нас с Элис. Конечно, я еще ни полсловечка не говорил ни Элис, ни мальчишкам, – поспешил он добавить. – Ведь они, так сказать, под вашей опекой и вообще, и я не знал, каковы ваши планы. Мне не хотелось тревожить Элис напрасными надеждами. К тому же люди мы не богатые.
– Йен, – сказала Кирсти, – эти мальчики – сироты, некоторых бросили родители. Я точно не знаю. Думаю, ты способен дать им гораздо больше, чем какой- нибудь приют, и обеспечить лучшее будущее. – У Йена вырвался вздох облегчения. – Ведь вы хотите взять только этих троих, не так ли?
– Ах, да мы взяли бы всех, и я собираюсь об этом сказать остальным. Никого не хочу обижать. – Он снова выглянул в окно, посмотрел на жену и трех маленьких мальчиков. – Просто с этой троицей, с ними моя Элис, похоже, как бы это сказать…
– Они очень привязались друг к другу, – подсказала Кирсти. – Я и сама заметила.
– Да. С другими не так. Мойра и Робби заняты сейчас друг другом. Потом, может, все и изменится. И если им когда-нибудь захочется жить со мной и Элис, мы будем рады принять их. Моя Элис будет их очень любить. Каллума, как я понял, ожидает лучшая доля.
– Тебе удалось узнать что-то еще о его родителях?
– Да. Как раз сейчас Пейтон, должно быть, ведет разговор с сэром Брайаном Макмилланом. Как только Пейтон сообщил ему, что мальчик похож на Авена так, словно они близнецы, сэр Брайан сразу понял, что речь идет о ком-то из Макмилланов. Это очень высокородная семья, и мало кто из посторонних походит на них внешне.
– А из родни матери никого не осталось в живых?
– Никого, достойного упоминания. По правде говоря, от тех, что остались, будет больше вреда, чем пользы. Они знали, что мальчуган остался один-одинешенек, но знать его не хотели. Так что незачем ему о них говорить.
– Что ж, это справедливо. – Кирсти печально покачала головой. – У меня в голове это не укладывается.
– Разумеется. Я заставил деда мальчика и его дядю рассказать мне все, что им известно, отблагодарил их, как они того заслуживали, и ушел.
По выражению лица Йена Кирсти догадалась, что славный шотландец уже успел предпринять кое-какие меры карательного характера в отместку за Каллума.
– Что ж, им же хуже. Йен, хочешь, чтобы я сама поговорила с Робби, Мойрой и Каллумом?
– Если вам не в тягость такой разговор. Думаю, вы лучше сумеете объяснить им, что мы с Элис будем ждать их решения. И убедите Каллума, что в любом случае я и дальше буду обучать его воинскому искусству.
– Ты хорошо на него влияешь, Йен. – Она улыбнулась, заметив, как покраснел суровый шотландец. – Я вижу, что в нем растет чувство собственного достоинства.
– Что ж, ладно. Пойду скажу моей Элис, пусть больше не скрывает, что полюбила маленьких слишком уж сильно. – Он направился к двери, ведущей в сад, и вдруг остановился. – Знаете, он вовсе не считает вас похожей на тех женщин, с которыми ему приходилось иметь дело.
Кирсти почувствовала, что яркий румянец заливает щеки, потому что сразу поняла, о ком речь..
– Он повеса.
– Конечно, повеса. Как же ему не быть повесой, когда он такой симпатичный? Девицы сохли по нем, еще когда у него начал ломаться голос. – Йен пожал плечами. – А свободный человек волен взять то, что ему предлагается, верно? Такова уж мужская повадка.
– Я ему себя не предлагаю.
– Знаю. Это-то и сбивает его с толку. Молодому человеку еще ни разу не приходилось ухаживать за девушками вроде вас.
– Вероятно, обстоятельства не способствовали, – проворчала Кирсти. Ее охватило страшное раздражение при мысли о том, как легко женщины оказывались в постели Пейтона.
– Вероятно. – Йен усмехнулся. – Так что стоит призадуматься, отчего, если ему так легко достается любовь, он бегает за одной маленькой девушкой, которая упорно говорит «нет», и с ума по ней сходит?
– Потому что я упорно говорю «нет».
Йен засмеялся:
– Вполне возможно. Я этого не знаю, да и знать не хочу. Моя Элис только раз взглянула на меня, а я – на нее, и все было решено. Мы сразу поняли, что созданы друг для друга. Я не осмелился бы думать и гадать, что там между вами и Пейтоном происходит. Если вас беспокоит, что мы с Элис осудим вас, выбросьте это из головы. Нам совершенно безразлично, скажете вы «нет» или «да». Вы вправе урвать себе хоть немного счастья. Как говорит моя Элис, после пяти-то лет ада вам и не то положено. Поступайте, как вам сердце подскажет, а об остальном не беспокойтесь.
– Думаю, куда разумнее с моей стороны на сей раз не прислушиваться к голосу сердца.
– Может, и так. Я просто хотел, чтобы вы знали: нас с Элис ваши отношения не интересуют.
– Спасибо тебе. А теперь иди. Осчастливь свою Элис.
Едва он скрылся за дверью, Кирсти осторожно выглянула в окно. По тому, как кинулись мальчишки навстречу Йену, было ясно, что не одну только Элис они успели полюбить. Кирсти наблюдала за тем, как Йен отводит жену в сторону, склоняется к ней и что-то говорит. Глаза Элис округлились, и она кинулась мужу на грудь. Кирсти видела, какое выражение появилось на лице Йена, видела, как он принялся неловко поглаживать ее по спине, и подумала, что женщина плачет. Она решила, что лучше оставить их одних, отвернулась от окна и увидела Пейтона, который направлялся прямо к ней. Пока она соображала, не лучше ли удрать, он успел прижать ее к столику, стоящему под окном, и, упершись руками в раму по обе стороны от нее, выглянул через ее плечо в сад.
– Что там происходит? – спросил он, ловко устраиваясь меж ее ног. У Кирсти перехватило дыхание.
Кирсти, прислушиваясь к выкрикам возбужденных мальчишек, ответила:
– Йен только что сообщил Элис и мальчикам, что отныне они – одна семья. – Она отклонилась от него настолько, насколько позволял стол.
– Значит, Йен все-таки набрался храбрости и спросил тебя, да?
– Да. Не понимаю только, зачем ему было набираться храбрости. Не такая уж я страшная.
– Ему было бы горько услышать «нет». И я очень хорошо его понимаю. – Он поцеловал ее прежде, чем она успела что-либо ответить. – Спасибо.
– За что? – Она тщетно пыталась справиться с сумятицей мыслей.
– За то, что ты сделала Йену и Элис такой прекрасный подарок.
– Это дети сделали им подарок. Я тут ни при чем.
– Нет, ты.
Он прижался губами к ее нежной шее, а ладонь скользнула вверх и накрыла ее грудь. Ее тихий стон прозвучал музыкой в его ушах.
– Знаешь, чего мне хочется, девочка? – прошептал он.
– Догадываюсь, но…
– Мне хочется задрать эти юбки, раздвинуть эти прекрасные белые ляжки и зарыться в тебя – в твое тепло.
– Господи Боже мой! – прошептала она и тут только поняла, что задыхается. Его рука скользнула ей под юбки, но она не в силах была сопротивляться. – Разве можно говорить такие вещи!
– Что? Нельзя говорить правду? Нельзя рассказать тебе, как я лежу ночами без сна, весь в поту, изнывая от желания? Нельзя рассказать, как мечтаю обо всем том, что мне хочется сделать с этим гибким, шелковистым телом?
По ее участившемуся дыханию и потемневшим глазам он понимал, что слова его задели чувствительные струны ее души. К несчастью, было очевидно, что он также задел и чувствительные струны своей души и довел свою пылкость до опасных высот.
Не то чтобы это состояние было для него теперь таким уж непривычным. Пожалуй, стоит ему носить камзолы подлиннее, чтобы не так заметна была эрекция, случавшаяся некстати и очень уж часто, всякий раз, когда он думал об этой девушке. Или улавливал ее запах. Или слышал ее голос. Или смотрел на нее. Да, подумал Пейтон, он балансирует на краю пропасти, на грани сумасшествия.
Если она не скажет «да» в самом ближайшем будущем, он потеряет терпение. Она желала его, в этом он нисколько не сомневался. Очень скоро, опасался Пейтон, он пойдет в ее комнату и сделает то, о чем говорил Йену, – а именно, не станет обращать внимания на ее «нет» ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы она сказала «да». Но это будет безрассудный поступок, ибо за первыми восторгами неизбежно последуют сожаления, чувство вины, взаимные обвинения. Нет, ему необходимо, чтобы она желала его и сердцем, и телом, и рассудком.
Он случайно задел ее подвязку. И только начал наслаждаться ее мягкой, теплой кожей, как вдруг услышал, что дверь отворилась и тут же захлопнулась. Мгновение спустя, как раз когда он вытаскивал руку из-под юбок, кто-то стукнул его по голове. С глухим проклятием он повернулся и свирепо уставился на Крошку Элис, которая держала в руке деревянную поварешку внушительных размеров. Подбоченившись, она ответила Пей-то ну не менее свирепым взглядом.
– Зачем ты стукнула меня? – сердито спросил он, потирая больное место.
– А вольно вам мучить бедную девочку на кухне, куда всякий может зайти и застать вас, – отрезала Крошка Элис. – И еще придумали делать это на столе, на котором я тесто вымешиваю!
– Да я тоже хотел немножко помесить, – пробормотал Пейтон, торопливо отступая при виде угрожающе занесенной поварешки.
– Идите-ка займитесь чем-нибудь полезным – помогите Йену развлечь малышей часик-другой. Они так и рвутся рассказать остальным свою новость, а мне хотелось бы, чтобы Кирсти прежде спокойно поговорила со старшими.
– Думаешь, этот разговор займет часик-другой?
– Нет, но я сама хотела переговорить с Кирсти. – Едва Пейтон вышел из кухни, как Элис обратилась к девушке: – Ну что, пришла в
