становилось все ближе и дороже.
– Ты предполагал такое? – прошептала она.
– Да, – серьезно сказал он, целуя ее в лоб.
То, что он даже не спросил ее, о чем она говорит, несказанно тронуло Венецию.
– По правде говоря, я начал влюбляться в тебя, когда ты, к моему удивлению, обсуждала со мной на балу, что находится под мужским килтом. А затем там, в Кингьюсси, когда ты меня лечила… – Лахлан сокрушенно покачал головой. – Ты представляешь, как трудно мне было оставить тебя спать одну? Как долго я не мог сомкнуть глаз, воображая, что ты лежишь подо мной, вздыхал, доказывая тебе, как сильно тебя хочу? Я едва не умер. Просто чудо, что мне удалось так долго сдерживать себя.
– Это и в самом деле так, – усмехнулась она. – Но ты подумай, насколько дольше мне пришлось сопротивляться тебе. – Она коснулась рукой его заросшей щетиной щеки. – Я полюбила тебя, когда мне было семь лет. Ты взобрался на дуб, чтобы спасти моего воздушного змея.
Лахлан нахмурился:
– Я этого не помню.
– Меня это не удивляет. Ты сделал это только потому, что я пристала к тебе со своей просьбой, а рядом больше никого не было. В то время ты смотрел на меня как на назойливую муху. Но для меня ты был самым замечательным парнем в мире. – Рыдания подступили к ее горлу. – И если бы я хотя бы подозревала о той ужасной обиде, которую нанес тебе отец, пойдя на поводу…
– Тш-ш, дорогая, тш-ш. Не будем вспоминать об этом. – Перекатившись на спину, Лахлан притянул ее к себе.
– Любимый, я знаю, это возмущает и расстраивает тебя Но ты мужественно выдержал эту порку, хотя знал, что наказан несправедливо.
– А потом я убежал, покинул свою семью.
– Кто посмеет обвинять тебя за это? Ты чувствовал, что тебя предали. Но потом же ты вернулся. – Венеция уперлась подбородком ему в грудь. – Почему?
Лахлан задумался.
– Это мой дом, мой клан. Как бы далеко я ни забирался в своих странствиях, я не мог не тосковать по дому и всей душой стремился в родные края. Особенно после того, что я натерпелся в битве под Новым Орлеаном. В тот день мы потеряли половину своих солдат. Наш британский командующий не хотел отдавать приказ к отступлению, несмотря на отсутствие приставных лестниц для штурма американских укреплений. – На его щеках гневно заходили желваки. – Так что мы вынуждены были оставаться на месте, давая возможность американцам отстреливать нас одного за другим из пушек и мушкетов. Дисциплина, видите ли. Мы, шотландцы, всегда крайне дисциплинированны в бою. – Лахлан горестно покачал головой. – Когда повидаешь такое и услышишь, как твои соотечественники, умирая, вспоминают родной дом, то начинаешь тосковать с особой силой.
Сердце Венеции сжалось от боли за него, и она поцеловала Лахлана.
– И тогда ты вернулся домой, но оказался у разбитого корыта.
Лицо его стало грустным.
– Отец умер, не помирившись со мной и не рассказав…
– Почему он так повел себя? Я не понимаю. Это очень странно. Если папа задолжал ему такую огромную сумму, то почему твой отец согласился на его возмутительные требования наказать тебя? Зачем ему это было нужно?
– Ты все еще не веришь мне насчет этой ссуды? – спросил Лахлан, напрягаясь.
– Я этого не сказала. Просто, похоже, здесь есть какая-то головоломка.
– Да, – сказал он, заметно расслабившись. – Но не из тех, что мы могли бы решить прямо сейчас.
– Ты никогда не спрашивал свою мать, что ей известно об этом?
– Лишь однажды. Она сказала, что отец думал, будто порка пойдет мне на пользу. Нагонит на меня страху.
– А она не пыталась его остановить?
Лахлан насмешливо приподнял бровь:
– Ты разве забыла, что я говорил тебе о женах шотландских горцев?
– Нет, – сухо ответила Венеция. – И я надеюсь, тебе понятно, что я никогда не стану такой женой и не буду смиренно стоять в стороне, пока ты будешь делать, что тебе вздумается.
Лахлан рассмеялся.
– Нет, этого я не жду, не сомневайся. – Он начал гладить ее по спине. – Иначе зачем бы мне соглашаться с тем, что ты будешь вести переговоры с твоим отцом от имени нашего клана, когда он приедет за тобой?
Венеция с недоумением уставилась на него:
– Ты ведь не собирался… ты решил…
– Теперь ты моя жена, – сказал он с грустной улыбкой. – Если я не могу доверить тебе вести переговоры от нашего имени, тогда кому я могу это доверить?
– О, Лахлан! – воскликнула Венеция, разразившись слезами. – Спасибо тебе, дорогой! Клянусь, ты об этом не пожалеешь!
Она приподнялась и осыпала его лицо поцелуями. Это окончилось долгим страстным поцелуем в губы,
