– Я имею в виду, делаю ли я это правильно? Тебе это приятно?
– Мне просто жутко приятно. – Он выгнулся навстречу ее руке. – Но если бы ты крепче сомкнула пальцы и сжала их чуть сильнее…
Она сделала, что он сказал, восхищаясь шелковистостью его кожи и твердостью плоти под ней.
После нескольких ее энергичных движений Лахлан закрыл глаза и с трудом выдохнул сквозь зубы:
– Для женщины… почерпнувшей свои знания из баллад и разглядывания статуй… ты превосходно умеешь… ублажить мужчину. Ты способна заласкать меня до смерти.
– В этом и состоит мой план. Если ты умрешь от удовольствия, я смогу убежать.
– Отличный план, – задыхаясь, пробормотал он. – Жаль, что ты не подумала об этом раньше.
– Я тоже об этом жалею.
Он усмехнулся и снова завладел ее ртом, исследуя его влажную глубину языком, в то время как рука ее продолжала трудиться над его плотью. Но ему недостаточно было только целовать ее, о нет! Этот распутник задрал ей рубашку и, сунув руку в панталоны, принялся ласкать ее между ног, сначала осторожно, а потом все более решительно.
Ей это понравилось. Очень. Гораздо больше, чем она ожидала. И это доказывало, что Лахлан был прав, когда обвинял ее в том, что в глубине души она порочна. Казалось, что каждым своим прикосновением он как бы сдирает с нее тот внешний великосветский лоск, которого с таким усердием добивалась миссис Харрис. Привить его своим ученицам стоило этой даме огромных трудов.
Истерический смех вырвался из горла девушки, заставив Лахлана отшатнуться и сердито нахмуриться:
– И что же тебя так развеселило?
– Я подумала… миссис Харрис следует добавить… в свой учебный план это, – ухитрилась сквозь смех произнести она, хотя от его действий мысли путались в голове. – В ее пансионе… значительно прибавится… учениц.
Лахлан вопросительно поднял бровь:
– Значит, тебе это нравится?
– Оч-чень… да… да, – запинаясь, пробормотала она, приподнимая бедра навстречу его искусной руке.
С загадочным блеском в глазах Лахлан скользнул пальцем внутрь.
– Лахлан! – вскрикнула Венеция, ошеломленная подобной вольностью. – Ты не можешь этого делать!
– А вот и могу. Пока ты остаешься на моем колене, все будет в порядке. – С понимающей улыбкой он проник глубже в ее плоть. – Лучше, чем в порядке.
Его рука определенно могла много чего добавить на этот счет. Она с дьявольским коварством ласкала ее сокровенное место, проявляя невероятное мастерство, вынуждая девушку выгибать спину и жаждать большего.
Внезапно он коснулся пальцем особенно чувствительного места, и Венеция подпрыгнула, едва не слетев с его колен.
– Спаси меня, Господи!
– Уже слишком поздно, дорогуша. – Он продолжал ласкать ее, заставляя корчиться и извиваться от удовольствия на его колене. – Никто теперь не спасет тебя от меня. Я собираюсь подарить тебе блаженство.
– Блаженство… – Она взглянула в его обрамленные густыми ресницами глаза, что-то смутно припоминая. – Так вот что это значит!
Лахлан удивленно заморгал, но не прервал свои ласки.
– Что?
– О-одна сомнительная баллада, которую я читала. Там упоминалось о… блаженстве. Я прежде никак не могла понять… В ней говорилось, что Дарби хотел овладеть замком… расположенным у Уны среди густых завитков между двух алых губ…
Хриплый смех вырвался из горла Лахлана.
– Я знаю эту балладу. А вы. Принцесса, должно быть, еще порочнее, чем я мог вообразить, раз коллекционируете сочинения подобного рода.
Венеция попыталась рассердиться, но как она могла, когда он так чудесно ласкал ее?
– Это просто… из чисто теоретического интереса, – сказала она, но тут же опровергла свои слова, бесстыдно схватив его за руку и направляя его движения, когда он проник внутрь ее еще и вторым пальцем. – О Боже… это так…
– Да, – сказал он низким, чуть хриплым голосом. – Может быть, ты согласишься… разделить этот чисто теоретический интерес со мной?
Его пальцы вторгались в ее лоно в бешеном ритме, захватившем ее подобно звукам цыганского бубна, заглушая всякие связные мысли.
– Что?
– Вы не выполняете свою часть работы, Принцесса, – напомнил он ей.
Только тогда Венеция осознала, что прекратила свои ласки, слишком поглощенная тем, что он делал с ней.