пустым и безжизненным стало его лицо. Голос Джастина звучал на редкость невыразительно – казалось, он говорит о ком-то другом. И при этом он старался не смотреть на нее.
Она слушала его, чувствуя, как в груди разливается ноющая боль, как леденящий холод сковывает ее душу. Теперь она начинала понимать, каким было его детство. Она видела маленького мальчика, который отчаянно старался завоевать любовь своего отца, но все его усилия были тщетны. Теперь она уже больше не удивлялась, вспоминая, как он когда-то сказал, что Себастьян был ему и отцом, и матерью, и не только ему, но и Джулианне, что он дал ему больше, чем родной отец, с которым они никогда не ладили. Что же удивительного, думала она, что Джастин вырос таким вспыльчивым и язвительным?
– Мне было всего восемнадцать, я пробирался домой на рассвете, когда он застал меня. Я был пьян в дым... едва мог стоять на ногах. Заметив это, он пришел в бешенство. – На губах Джастина появилась горькая улыбка. – О нет, ничего нового для себя он, естественно, не увидел. Но в этот раз почему-то взбесился и набросился на меня. Между нами вспыхнула ссора. Он назвал мою мать шлюхой. Собственно говоря, я и сам это знал. Да что я – вся Англия это знала. Моя матушка была весьма темпераментным созданием – она прекрасно знала, что дьявольски хороша собой, и пользовалась своей красотой, чтобы соблазнять мужчин. Сводить их с ума. Да простит меня Бог, иной раз мне приходило в голову, что моя мать, следуя своему собственному пониманию того, что такое радости жизни, готова раздвинуть ноги перед каждым – просто для того, чтобы лишний раз позлить отца. А в моих жилах текла испорченная кровь. Ее кровь. Именно поэтому он и ненавидел меня... потому что я был точной копией своей матери. Он презирал меня... брезговал мной – также, как презирал ее. Он сам мне это говорил... Естественно, когда рядом не было Себастьяна. Но в ту ночь... он крикнул мне в лицо, что ему противно дышать одним воздухом со мной... назвал меня презренным ублюдком. Достойным отпрыском своей распутной матери.
Арабелла была потрясена.
– Джастин, что ты говоришь?! Это он был испорчен до мозга костей, а вовсе не ты! Нет... не ты! Не смей даже думать об этом! Никогда!
– Ты ошибаешься, – с трудом шевеля побелевшими губами, прошептал Джастин. – Ты просто не знаешь. Мне вдруг захотелось причинить ему такую же боль, какой причинил мне. Отомстить ему... за все.
– Но кто посмеет осудить тебя за это? – горячо возразила она. – Господи! – взорвалась Арабелла. – Каким же чудовищем нужно быть, чтобы говорить такое собственному сыну?!
– О, поверь мне, ты еще всего не знаешь, – с горечью усмехнулся Джастин. – Дело в том, что я, вполне возможно, вовсе и не его сын. Впрочем, как и все мы – я... Джулианна... возможно, даже Себастьян.
Все мысли разом смешались в голове у Арабеллы. Ее рот приоткрылся, глаза полезли на лоб.
– Уж не собираешься ли ты сказать, что он, может быть, вовсе не твой отец?
Он молчал так долго, что Арабелле показалось, еще немного, и она просто спятит.
– Не знаю, – наконец с трудом выдавил он из себя. – Ну как ты не понимаешь?! Учитывая скандальную репутацию нашей матери, всякое возможно... Знаешь, мне иногда приходила в голову странная мысль... возможно, она была единственной, кто знал это наверняка. Но как бы там ни было, эту тайну она унесла с собой в могилу.
Глаза Джастина потемнели.
– Как раз в ту самую ночь это и пришло мне в голову, и я швырнул это ему в лицо. Я насмехался над ним, над тем, что мать всю жизнь наставляла ему рога. Я хохотал как безумный. Даже спросил, знает ли он, кто из нас троих его собственное отродье...
И мне удалось-таки причинить ему боль. Ох, видела бы ты, как он взбесился! Весь побагровел, даже губы посинели. Ах, как я был счастлив в эту минуту! И я смеялся, Арабелла. Да, я хохотал и не мог остановиться. А он принялся орать на меня, а потом вдруг рухнул на землю как подкошенный. Дернулся, схватился за грудь и затих. А я... я оставил его там. Просто убежал и оставил его там лежать.
Даже сейчас, спустя столько лет, Джастина всего передернуло при этом воспоминании.
– Мое поведение иначе, как мерзким, нельзя было назвать. Впрочем, как всегда... Не сказав никому ни слова, я взял лошадь и умчался в Лондон, так что ни одна живая душа не узнала, что в ту ночь я был там. Утром его обнаружили слуги. И я никогда и никому ни словом не обмолвился, что был тогда с ним... что это я убил его. Ни единому человеку... даже Себастьяну.
При мысли о том мучительном чувстве вины, с которым он был вынужден жить все эти годы и которое, возможно, пожирало его, как дикий зверь, сердце Арабеллы едва не разорвалось от жалости.
– Джастин...
– Это еще не все, – перебил он таким тоном, что ей стало не по себе.
Отвернувшись, Джастин подошел к зеркалу, висевшему на стене возле старинных рыцарских доспехов.
И снова голос Джастина разорвал воцарившуюся в комнате тишину.
– Помнишь ту ночь в Терстон-Холле, когда на тебя набросился этот подонок Макелрой? Никогда не забуду то, что ты тогда сказала... что всю свою жизнь мечтала быть такой, как все... ничем не отличаться от других. Ты тогда еще спросила меня, понимаю ли я, что это такое – смотреть в зеркало и корчиться от отвращения при одном только взгляде на свое отражение. Каково это – ненавидеть то, что ты видишь, лютой ненавистью, зная при этом, что не в силах что-либо изменить. Тогда я ничего не сказал тебе, но я знаю, каково это. Помню, как незадолго до той ночи, когда я... когда умер мой отец, я стоял перед зеркалом в своей комнате, разглядывая свое отражение. Вдруг оно треснуло и разлетелось у меня перед глазами. Я даже не помню, как ударил по нему. Никогда не забуду, как наклонился... поднял с полу один осколок... поднес его к своему лицу и...
Арабелла сдавленно ахнула, когда, несмотря на темноту, увидела, как он сделал резкое движение, взмахнув рукой, словно намереваясь перечеркнуть собственное лицо...
Чувствуя, как все дрожит у нее внутри, Арабелла ошеломленно уставилась на него, слепо вглядываясь в знакомые, чеканно прекрасные черты его лица.
– Джастин, – сдавленно прошептала она, – Джастин, нет... Рука его бессильно упала.
– Естественно, у меня не хватило решимости это сделать, – скривился он. – Ну вот, Арабелла, теперь тебе все известно. Теперь ты видишь все уродство, которое кроется под личиной «самого красивого мужчины во всей Англии». И понимаешь, что на самом деле я просто трус и негодяи. Но ведь ты всегда это знала, с самого начала.
– О Боже, Джастин! Ты тут ни при чем. Ты не виноват. Это он отравил тебя...
– Отравил? Он? Нет. Это я отравляю все, к чему прикасаюсь...
Жгучее презрение к самому себе, которое слышалось в этих словах, заставило Арабеллу вскочить на ноги. Одинокая слезинка скатилась по ее щеке, но она даже не заметила этого. Обхватив мужа руками, она припала к нему, крепко прижавшись щекой к его плечу.
– Прекрати это! Если бы... если бы ты изуродовал свое лицо, мне кажется, я бы просто этого не перенесла.
Он обернулся.
– Почему ты не обвиняешь меня? Почему не ненавидишь меня, Арабелла?
– Не смей так говорить! – яростно бросила она. – Не смей даже думать об этом!
– Разве ты не слышала, что я сказал? Неужели ты ничего не поняла?!
– Я все слышала. И все поняла.
– Тогда почему ты все еще здесь? Как ты можешь оставаться со мной? Дышать со мной одним воздухом...
Голос Джастина дрожал и прерывался от нахлынувших на него чувств, которые он пытался сдержать – и не мог. Сердце у нее заныло. Сегодня ей удалось краем глаза заглянуть в его душу, и ей открылось такое, чего она и вообразить себе не могла. Что-то вдруг переменилось в ней. Арабелла вдруг почувствовала, что после всего этого она уже не сможет просто повернуться и уйти. Джастин нуждается в ней. Может, он и сам еще не понимает этого, но скоро поймет. Она не может предать его. И не сделает этого.
В горле у нее саднило. Проглотив комок, Арабелла глубоко вздохнула. Потом подняла на него затуманенные слезами глаза – в них он мог прочесть все, что было у нее на сердце, словно в открытой книге, но сейчас ее это не волновало.
– Я твоя жена, Джастин. Хороша бы я была, если бы сбежала от тебя, вместо того чтобы быть с тобой в печали и радости. Долг жены – быть всегда рядом с мужем, и я буду с тобой – всегда.
– О Господи... – Голос Джастина снова стал хриплым. – Какой же я негодяй! Снова заставил тебя плакать!
– Все в порядке. – Арабелла храбро улыбнулась сквозь слезы. Но тут губы у нее задрожали, и она, вся дрожа, прильнула к мужу. – Только обними меня, Джастин, просто обними меня – и не отпускай, хорошо?
Сильные, мускулистые руки обхватили ее, и муж крепко прижал ее к себе – именно так, как ей хотелось. Джастин яростно целовал дрожащие губы жены, потом подхватил ее на руки и понес... Он снова опустил ее на постель... теперь не было ни слов, ни слез – ничего, кроме счастья принадлежать ему...
Глава 21
На следующей неделе, в среду, Джастин весело насвистывал, усаживаясь в свой щегольской экипаж. Он с утра побывал у своего поверенного, и хотя этот визит обошелся ему в кругленькую сумму, но дело того стоило. Да, стоило, довольно подумал он.
Уголки его губ торжествующе поползли вверх. Господи, благоговейно подумал он, как же изменилась за последнее время его жизнь! Все началось с того, что он обзавелся собственным домом в Лондоне. А потом и женой. А потом и загородным домом вдобавок, и не где-нибудь, а в Кенте. Джастин довольно улыбнулся про себя – да уж, Господь свидетель, он становится таким респектабельным, что дальше просто ехать некуда!
Как странно, спохватился он, что с появлением жены его жизнь внезапно стала... как бы это сказать... намного проще. А по логике вещей должно было бы
