жены, и в то же время он почувствовал вину за то, что принес ей столько боли и страданий.
— У тебя просто безграничное терпение. Я бы так не смог.
— Терпеть легко, если знаешь, для чего ты это делаешь, и уверен, что награда, которую получишь, стоит того.
— А ты не будешь жалеть? — Во взгляде Клауда появилось сомнение. — Я знаю, со мной жить нелегко…
— Но и не так трудно, как ты думаешь. — Эмили лукаво улыбнулась. — Разумеется, ты еще очень далек от совершенства. — Окинув лицо мужа любящим взглядом, Эмили уже серьезно проговорила: — И все-таки каким бы ты ни был, Клауд Райдер, ты — моя жизнь.
Клауд крепко прижал Эмили к себе. Он чувствовал, как в душе его сменяют друг друга самые разные эмоции.
— А ты — моя. Когда пуля Дороти едва не лишила тебя жизни, я знал, что, если ты умрешь, жизнь моя станет никому не нужной. Вот почему я больше не хочу любить никого, кроме тебя.
Сделав такое откровенное признание, Клауд даже почувствовал некоторую неловкость — прежде ему никогда не доводилось произносить ничего подобного.
— Ты удивлена?
— Вовсе нет, — ласково проговорила Эмили и прошлась рукой по его животу. — Знаешь, у меня в последнее время появилось одно странное желание.
Закрыв глаза, Клауд отдался ее ласке. Он чувствовал, как волны страсти нахлынули на него, однако попытался сдержать свой порыв, хотя бы ненадолго.
— Какое же?
— Я очень полюбила одно твое выражение, которое мне все время хочется слушать.
— И что это за выражение? — едва выдохнул Клауд.
— То, которое ты произносишь всякий раз, когда собираешься дать мне то, что я хочу.
Чувствуя, что он уже не в силах владеть собой, Клауд отбросил маленькую ручку Эмили, доставлявшую ему такую сладостную муку, и приготовился войти в нее.
— Потом скажешь.
— Неужели тебе ни капельки не интересно?
— Заткнись, Эм.
Эмили почувствовала, как Клауд входит в нее. Теперь она знала, что слиянию тел всегда будет сопутствовать слияние их душ. Тихонько рассмеявшись, она прошептала:
— Именно это выражение я и имела в виду.
