ее шее, прошелся по ней языком, добрался до уха и принялся исследовать каждый изгиб.
– Лилиан, – выдохнул он, обхватил ее ягодицы и приподнял. Ее ноги сами собой раздвинулись. Его жезл коснулся таинственного углубления между бедрами, и Лилиан застонала от наслаждения.
Он подхватил ее, отнес на кушетку и положил на себя. Прижимаясь руками к его груди, Лилиан замерла.
– В чем дело? – спросил он хриплым шепотом.
– Я не знаю, что делать…
– Такая страстная, такая нежная… такая красивая не может не знать, – бормотал он, осыпая ее шею поцелуями, легкими, как прикосновение крыльев бабочки.
Все страхи Лилиан рассеялись от этих сладких как мед поцелуев.
Он повозился с лентами, сорвал с нее ночное одеяние. Она принялась раздевать его. Сняла шейный платок, потом рубашку. Обнажилась его сильная грудь, и она со вздохом прижалась губами к его коже. Их нагие тела были вплотную прижаты друг к другу, и курчавые волосы на его плоском животе дразнили осязание Лилиан, касаясь ее. Оба тяжело дышали.
Закрыв глаза, Лилиан провела языком вокруг его соска и содрогнулась от восторга.
Он снова приподнял ее и усадил к себе на колени. Она обвила ногами его талию.
Он выгнулся, и его отвердевшая плоть оказалась между ее бедрами. Лилиан застонала. Жезл Ника скользнул по внутренней поверхности ее бедер к самому чувствительному месту в сокровенной влажной глубине. Это соприкосновение было и сладостным, и мучительным. Спина Лилиан изогнулась, бедра задвигались, тело заскользило, соприкасаясь с его жезлом. Он не овладел ею, но и эта близость дарила ей острое наслаждение.
Он сжимал руками ее ягодицы, а его жезл с наслаждением скользил по ее влажной плоти. Из горла Лилиан вырвался хриплый крик. Все меркло по сравнению с этим удивительным желанием и наслаждением. И пресыщение не наступало. Напротив, ей хотелось, чтобы это длилось вечно. Хотелось ощутить его в глубине своего тела. Но он все медлил, разжигая ее желание.
– Господи, – прошептала Лилиан. – Ты меня убиваешь!
– Пока еще нет, – пробормотал он.
Ее бедра двигались, подчиняясь первобытному желанию и ритму, плоть ее пульсировала, трепетала, жар нарастал, волны наслаждения омывали обоих.
Сознание вдруг отступило. Осталисьтолько слепые и яростные ощущения.
Она медленно приходила в себя. Сердце учащенно билось, дыхание было неровным. Лилиан сглотнула, прислушиваясь к биению его сердца. Его тело было обжигающе горячим, а отвердевшая плоть все еще оставалась в ней, полная неутолимого желания.
Ее тело содрогнулось. Она почувствовала, что должна прикоснуться к нему – там. Собравшись с силами, она нащупала его жезл между своими ногами и сжала его. Он пульсировал в ее руке, твердый и горячий.
– Помилуй меня Боже, я все еще хочу тебя, Лилиан!
Он бросил ее на спину, вжался в распростертое тело и завладел ее губами. Поцелуи были требовательными и яростными. Руки его блуждали по телу Лилиан, скользили, исследовали, требовали, возбуждали до тех пор, пока каждая клеточка ее тела вновь не запылала желанием.
Пальцы Ника раздвинули ее горячую женскую плоть, его прикосновения обжигали, и каждое доводило ее до пика наслаждения. Она извивалась, рыдала, поглощенная почти мучительным восторгом.
– Ник! – выкрикнула она. – Пожалуйста…
Его плоть проникла в самую сердцевину, и он застонал:
– Ты такая влажная…
Она обвила руками мускулистые плечи Ника, с яростью сжимая его. Это было восхитительно и естественно.
Он так глубоко вошел в нее, что дыхание со свистом вырвалось из ее груди, воспламенил не только ее тело, но и душу, насытил ее.
Теперь его движения стали мучительно-медлительными. И это скольжение вверх и вниз снова бросило Лилиан в вихрь наслаждения. Ее будто подбрасывало вперед и вверх, и так продолжалось до тех пор, пока она не почувствовала, что больше не в силах выносить это. Она вскрикнула, и жар затопил ее.
Глава 24
Лилиан не знала, сколько времени пролежала, придавленная свинцовой тяжестью тела Ника. Она купалась в его тепле и слушала удары его сердца, которое билось теперь в унисон с ее собственным. Казалось, время остановилось. Ее миром стали эта комната, его мускулистые руки, обвившиеся вокруг нее, хмельной запах страсти и темнота, охраняющая их.
Ник соскользнул с нее и привлек ее в кольцо своих рук, как в гнездо, обвился вокруг нее всем своим длинным телом. Она ощущала спиной биение его сердца, оно успокаивало ее.
Ей не хотелось нарушать этот воцарившийся между ними покой, но она все-таки прошептала:
– Тебе хорошо?
– Лучше, чем час назад.
Она поцеловала его в плечо.
– Мне тоже.
После нескольких минут молчания Лилиан снова отважилась заговорить:
– Я думала о том, что скоро получу большое наследство, возможно, через несколько месяцев. Если миссис Берс нуждается в деньгах…
– Я отдал ей деньги, полученные в награду за спасение Ланселота.
Она кивнула: ей следовало знать, что Ник не подведет миссис Берс.
– Но с твоей стороны было благородно предложить, – добавил Ник тихо.
– Ты… ты потерял что-нибудь ценное во время пожара?
Рука, придерживавшая ее за локоть, сжатась и снова разжалась. Он задвигался, будто ему стало неудобно лежать.
– Можно это компенсировать?
– Нет.
– Мне жаль.
– Это не важно.
– Для тебя важно.
Он некоторое время молчат.
– Да, все дело в моей глупой сентиментальности. Это было звеном, связывавшим меня с прошлым, но не думаю, что могло бы иметь отношение к моему будущему.
– Что это было?
Она почувствовала, что он пожал плечами.
– Дамский жакет. Меня нашли завернутым в него.
Сердце Лилиан болезненно сжалось. Она представила себе Ника, красивого темноволосого младенца, которого завернули в дамский жакет и бросили. Она содрогнулась, ощутив боль, которую он, должно быть, испытывал. И она теснее прижалась к нему.
– Это было давным-давно. Я ничего не помню, – постарался успокоить ее Ник.
Лилиан не представляла, какое это страдание – чувствовать себя брошенным ребенком.
– Тебе что-нибудь известно о твоей семье? – спросила она.
– Я пытался разузнать, но нашедший меня фермер почти ничего мне не рассказал.
– Он сохранил жакет?
– Сохранил. На случай, если я когда-нибудь стану разыскивать свою семью. Но мне немного удалось наскрести, изучая красно-коричневый жакет на меху. Владельцы фермы почти ничего не могли мне сказать. – Он приподнял волну ее волос с шеи и прижался губами к затылку. – Возможно, мне понадобится твоя помощь, чтобы разрешить столь сложный вопрос.
Услышав это, Лилиан почувствовала себя польщенной.
– Как ты думаешь, что с нами будет?
– Черт меня возьми, если я знаю.
Она улыбнулась.
– Я тоже не знаю. – Довольная тем, что вокруг нее обвивались его сильные руки, согретая теплом его тела, она смотрела на игру теней на потолке. – Почему ты не думаешь, что этот жакет имеет отношение к твоему будущему? – спросила она.
– Я потратил слишком много времени на поиски своей семьи.
Лилиан закрыла глаза и лежала, удобно устроившись на сгибе его локтя.
– У меня такое чувство, что я никогда не смогу забыть о своем прошлом, не смогу от него избавиться, что вся моя жизнь была определена моей семьей и сделанным ею выбором и для матери, и для меня.
– А как насчет твоего родного отца?
– Думаю, бабушка и дедушка очень хорошо знали, кто он, но эта тема была под запретом. И когда я спрашивала, кто мой отец, бабушка отвечала: «Это не имеет значения. Мы не допустим, чтобы ты страдала из-за этого бесчувственного негодяя, как твоя мать».
– Он хоть имеет представление о твоем существовании? – спросил Ник.
– У моей матери бывали приступы тоски и отчаяния. И однажды она призналась, что рассказала ему обо мне в письме, но ответа не получила. И все-таки она не теряла надежды, что однажды он приедет за ней. Но этого не случилось.
После этой попытки связаться с ним ее мать почти на месяц слегла и проплакала все глаза. Кейн не обращал на нее никакого внимания и жил в другой половине дома, но Лилиан не могла не видеть ее слез, и ей нечем было помочь матери и смягчить ее печаль.
– А ты не пыталась его найти?
– Этот мерзавец прекрасно знал, где мы, и не пошевелил пальцем, чтобы помочь нам. Я видеть его не желаю.
– Красиво звучит, но я ведь из Андерсен-Холла, и ты не обманешь меня, Лилиан. Он тихо вздохнул: – Так или иначе, но сироты всегда стремятся узнать, кто их родители и почему бросили их. Ты не пыталась его разыскать, потому что боялась, что он снова тебя отвергнет.
Она вздрогнула и широко открыла глаза. Сердце забилось медленнее. И Лилиан постепенно осознала свою боль. Эта боль всегда была с ней, как бы Лилиан ни пыталась замаскировать ее бравадой. Отец не любил ее и потому не спас от Кейна. Его не трогало, что весь свет считал ее любовницей Диллона.
Ник крепче прижал ее к себе, и его губы коснулись ее плеча.
– Вполне естественно с твоей стороны опасаться, что тебя не признают, если однажды ты уже была отвергнута.
Эти слова ранили ее сердце: она была нежеланной, внебрачным ребенком. Но мать ее любила. И дедушка с бабушкой тоже. Ее любили близкие друзья. Она не чувствовала себя по- настоящему отверженной. Боль утихла, но не исчезла.
– А как ты живешь с этим? – спросила она со вздохом.
– Я умею мириться со многими вещами. Мальчиком я пытался разгадать эту тайну. Кто
