знает, не происходил ли я из знатной семьи, такой как Прендергасты или Эдмундсоны? Или из семьи торговцев, таких как Глезьеры, Смиты, Бейкеры или Карпентеры?
– Почему именно из этих семей?
– Со временем это стало для меня навязчивой идеей. Сначала Данн поддерживал меня, но потом решил, что я должен об этом забыть. Слава Богу, подобные мысли больше не приходят мне в голову. Меня нашли снежной зимой на Святки возле брода, где городской люд переправляется через реку. Отсюда имя Николас (святой Николай, покровитель путешествующих по воде) и фамилия Редфорд благодаря изобретательности и фантазии местного мирового судьи. Это имя мне подходит как нельзя лучше. Но я начинаю верить тому, что говорил Данн. Что моим настоящим именем будет то, которое я заслужу.
– Думаю, он был прав, – сказала Лилиан. – Меня всегда беспокоило, что имя Джейнос (Янус) означает двуликий, особенно если учесть мои отношения с Диллоном.
– Но эта двойственность означает лишь, что имя происходит от римского бога Януса, имевшего два разных лица.
– Ты знаешь об этом? – удивилась Лилиан, повернувшись к нему.
– Так ведь я был помешан на именах.
– А что еще ты узнал?
– Янус – бог входов и выходов и всякого начала. Отсюда название месяца января, первого месяца в древнеримском календаре.
– Ты поразил меня.
– Но ведь это не настоящее твое имя.
Лилиан замерла в ожидании.
– А какое настоящее?
– Мне еще предстоит это выяснить. – Склонившись над ней, Ник принялся осыпать ее лицо поцелуями. – Не отчаивайся. Королева назвала меня самым надежным из всех мужчин империи. Скоро я это выясню.
Лилиан почувствовала облегчение, смешанное с разочарованием. Ник прав. Она не хотела знать, почему ее бросили и кто этот негодяй, отвергнувший ее. Она ничем не отличалась от детей из приюта Андерсен-Холл.
– Когда ты жил в Андерсен-Холле, вы были как одна семья, как братья и сестры?
– Не совсем так. Мы были очень разными. Просто жили вместе. Между нами существовало нечто вроде негласной договоренности или союза. Парочка моих друзей вступила в брак.
– А у тебя был кто-нибудь, кого ты особенно ценил? Она подумала, не побывала ли еще одна невинная девушка в его постели.
Ник шумно вздохнул.
– Можешь не рассказывать, если не…
Он сильнее сжал ее в объятиях.
– Разве теперь это имеет какое- нибудь значение?
Она пожала плечами:
– Для меня имеет.
Наступило долгое молчание. Наконец он ответил:
– Она тоже из Андерсен-Холла. На несколько лет старше меня.
– Ты любил ее?
– Да.
– И что же с ней случилось?
Была ли она еще в его жизни? Видятся ли они теперь? Сердце Лилиан забилось бурно и тяжело, когда она осознала, насколько важен для нее его ответ.
– Она умерла.
Лилиан почувствовала одновременно облегчение и печаль.
– Как… Как она умерла?
– Она нанялась служанкой в приличный дом. Во всяком случае, Данн считал его таким.
– Над ней надругались? – воскликнула Лилиан в ужасе.
– Нет. Работа оказалась для нее непосильной.
Он провел рукой по ее волосам, словно пытаясь утешить, но на самом деле, как она догадалась, стараясь справиться с охватившим его волнением.
– Ее уволили, но она была слишком уязвлена, чтобы вернуться в Андерсен-Холл. Ей было стыдно. Она не могла посмотреть в лицо Данну и мне. Поэтому пошла на панель. Но это было все равно что отдать себя на милость стаи волков.
– Что же с ней случилось?
– Я нашел ее в больнице. Там она и умерла от лихорадки.
– Ты попрощался с ней?
– Нет. Не успел. – Он продолжал нежно поглаживать волосы Лилиан. – Это было давным-давно. После того что случилось, я стал совсем другим человеком.
– Как это?
– Перестал быть идеалистом.
– В твоей жизни… было много женщин?
Он наклонился над ней и прикусил мочку уха.
– Ты вступаешь в опасную область, Лилиан, – поддразнил ее Ник. – Тебе действительно хочется это знать?
– Скажи только, больше или меньше пятидесяти?
– Несомненно, меньше. Но сейчас в счет идет только одна.
Он повернул ее к себе и прижался губами к ее губам. Его язык глубоко проник в ее рот. И она приветствовала это вторжение. Вкус его поцелуев был восхитителен, как и его прикосновения. Его слова зажгли слабый огонек надежды в ее сердце, но она знала, что у них нет будущего.
Он чуть отстранился и прикусил ее нижнюю губу.
– Я ответил на твои вопросы. Теперь отвечай на мои.
– Я готова, – сказала Лилиан, переводя дух после долгого поцелуя.
– Скажи, почему ты не вышла замуж?
Она провела пальцем по его носу.
– Ты забыл, что я не намерена никому подчиняться, даже мужу.
– В этом я убедился на собственном опыте.
– Я достаточно натерпелась от Кейна, хватит до конца жизни. – Она помолчала. – А как ты представляешь свое будущее?
– Ты имеешь в виду семью?
Она кивнула.
– Я не склонен ее заводить. По натуре своей я не семьянин.
«Чепуха», – подумала Лилиан, вспомнив Мэйбл, Андерсен-Холл и миссис Берс. Ради других Ник готов забыть о самом себе. Что еще нужно для семьянина?
– К тому же, – добавил он, – жить со мной все равно что с медведем.
– Это уж точно, – поддразнила его Лилиан. – Но мне нравится, когда ты рычишь.
– А мне нравится, когда ты кричишь. – Он пощекотал ее под ребрами.
– Прекрати! – выкрикнула Лилиан, пытаясь оттолкнуть его руки.
Не обращая внимания на протесты, он продолжал ее щекотать. Его пальцы проникали всюду, доводя ее до безумия. Она кричала и смеялась.
– Прекрати! Прошу тебя!
– Только если заплатишь. – Он наклонился и провел пальцем по ее щеке, требуя поцелуя.
Но вместо этого Лилиан сжала его мужское естество.
– И чего ты от меня хочешь?
– Всего, чего пожелаешь, – простонал он.
К рассвету о пощаде просил уже Ник.
Глава 25
Лилиан смотрела из окна своей гостиной на изумрудные деревья, но едва ли замечала их, потому что видела свое отражение. Она оказалась в затруднении и знала это. Фанни была права. Надо жить так, будто каждый миг последний в жизни. Лилиан не могла отрицать, что близость с Ником она никогда не забудет. Но полные хлопот дни сменялись страстными потрясающими ночами с Ником, не утолявшими ее желания. Она по-прежнему жаждала объятий этого необыкновенного сыщика, чувствуя, что с каждым днем все больше привязывается к нему.
Лилиан поклялась себе никогда не влюбляться, но это случилось. Однако у них с Ником не было будущего, и оба это знали.
После первой ночи Лилиан и Ник не обсуждали вопроса о браке и не строили планов. Казалось, ни один из них не хотел затрагивать эту опасную тему. Оба предпочитали ловить захватывающие минуты наслаждения, как было в последние два дня.
– Лилиан!
От звука его низкого, глубокого голоса сердце ее учащенно забилось.
Лилиан повернула голову и увидела стоявшего в дверях Ника. Зрелище поразило ее. На нем были зеленый, как лесная листва, сюртук с позолоченными пуговицами, кремовые бриджи, плотно облегавшие стройные бедра, и блестящие черные сапоги. Ворот батистовой рубашки цвета слоновой кости был хорошо накрахмален, и его острые концы поднимались над галстуком, завязанным простым узлом.
– По выражению твоего лица я вижу, что тебе это нравится? – Он указал на свой костюм.
– Кажется, мои слуги вошли во вкус, – поддразнила его Лилиан с улыбкой.
– Да, особенно Гиллман. Он во что бы то ни стало хочет видеть меня одетым по последней моде. – Ник оттянул тугой воротничок и добавил: – Мне не особенно удобно в этой одежде, но на сегодня сойдет. Не хочу выделяться среди остальных, когда отправлюсь в клуб Кейна.
– Будь осторожен, умоляю! – Лилиан шагнула ему навстречу.
– Пойми Лилиан, Кейн ничего мне не сделает в клубе.
– Знаю и все-таки беспокоюсь. Слава Богу, что с тобой едет Рассел.
– Я предпочел бы не брать его с собой, но Мейберн необходим мне, чтобы попасть в «Брукс». Мошенник практически живет в этом клубе. У меня нет выбора. Приходится встречаться с ним там.
– А зачем с ним вообще встречаться, Ник? Что нам это даст?
– Высокомерные мерзавцы, сами того не желая, часто приводят нас к уликам своих преступлений. Это предмет их гордости. Они обожают покрасоваться и показать свое превосходство. Если он так самодоволен, как ты говоришь, стоит попытаться. Времени у нас в обрез. – Его глаза потемнели, выражение лица стало жестким. – Пусть знает, что ему не удастся скрыть свои мерзкие поступки. Его тоже можно преследовать в судебном порядке.
Прижав ладонь к его щеке, Лилиан пробормотала:
– Кто защитит меня, Ник, если с тобой что-нибудь случится?
Его лицо смягчилось, стоило ему вспомнить, как по-матерински она его корила, когда он насквозь промок в тот памятный день в Литчфилд-Парке. Держа ее руки в своих, он прижался губами к их тыльной стороне и ответил хриплым шепотом:
– Ваше благополучие мне не безразлично, миледи.
– Лилиан!
В дверях стоял Рассел и смотрел на них. Он был одет со свойственным ему щегольством. Малиновый бархатный сюртук с золотыми пуговицами. Белые бриджи, заправленные в блестящие черные сапоги. Из-под черной шляпы с высокой тульей выбивались золотые кудри, длинные не по моде.
Лилиан протянула Расселу руку:
– Спасибо зато, что пришел, Рассел. Не хотелось втягивать тебя в эту мерзкую историю, но пришлось.
Смущенный, Рассел пожал ее руку:
–
