– Это означает, что никакого бала по поводу помолвки не будет?
– Будет, – сказал он, – как только я сумею убедить Жозефину сказать «
– Она тебе отказала? – скептически спросил Закери.
– Она меня пнула по ноге. Я действительно выбрал для предложения не лучшее время.
– Пнула? – повторила Нелл и в ответ на его кивок наморщила губы. – Она мне начинает нравиться.
– Что мы делаем в следующие полтора дня? – Валентин допил кларет и встал. – Мне радоваться за парочку, заботиться о переселенцах или остаться дома и заняться с женой увеличением потомства?
– Валентин, – пробормотала Нелл, покачав головой.
– Устроить катаклизм в Центральной Америке, возможно, хорошая идея. Но не будь слишком прямолинеен, – напомнил Себастьян.
– Я мастер тонких ходов. Идем, дорогая.
– Буду держать вас в курсе событий. – Себастьян подал руку Кэролайн, и все четверо пошли к двери. – Нелл?
Сестра с настороженным видом повернулась к нему:
– Что?
– С Жозефиной я чувствую себя счастливым.
Элинор, потянувшись, поцеловала его в щеку.
– Тогда нам лучше сделать твое мошенничество успешным.
Заканчивая пришивать зеленый крест на рукав нового платья из изумрудного шелка и кружев, Жозефина слышала голоса отца и Халлоуэя, доносившиеся из кабинета напротив. Мужчины смеялись, перемежая насмешки над глупым высокомерием герцога Мельбурна замечаниями о сладком запахе десяти тысяч фунтов, которые тот отдал, подписав согласие на брак.
Эти деньги для отца означали победу – он не только не расстался со своими средствами, но еще и увеличил их, выманив немалую сумму у простака, который пытается остановить его. Для Жозефины эти деньги были свидетельством того, что Себастьян был серьезен, сказав, что хочет жениться на ней.
– Тебя что-то тревожит, дочка? – спросила мать, сидевшая рядом.
– А тебя ничто не беспокоит? – парировала Жозефина, уронив шитье на колени. – На сей раз, он зашел слишком далеко. Люди могут погибнуть.
Мария Эмбри подняла брови.
– Тебе когда-нибудь не хватало еды, комфорта, образования?
– Нет. Конечно, нет. – Жозефина нахмурилась. – Но это другое.
– Твой отец – дворянин в теле простолюдина. Он просто пытается быть тем, кем он есть в душе. У короля должны быть подданные.
– Мертвые?
– У них будут запасы. Ты никогда не была на Береге Москитов. Откуда такая уверенность, что эта попытка обречена?
– Но это… – Жозефина понизила голос, хотя и сомневалась, что отец услышит ее среди самовосхвалений. – Он теперь берет не только у банков. Он забирает сбережения у тех, у кого средств меньше, чем было у него, когда он начинал. Как ты думаешь, что произойдет на самом деле, когда поселенцы доберутся до Коста-Хабичуэлы?
– Мы не можем этого знать, – ответила мать холодным тоном, каким разговаривала за обедом. – И это дело твоего отца, а не мое. – Она снова взялась за шитье. – Если у тебя есть сомнения, поговори с ним.
– Сомнений достаточно. Я начинаю думать, что он сам верит всему, что рассказывает. Это надо остановить, мама.
Мать взглянула на приоткрытую дверь.
– Не знаю, как можно остановить это, не погубив его, – пробормотала она. – Не то чтобы у меня нет сострадания к несчастным, просто я люблю своего мужа. – Ее пальцы замерли. – Ты скажешь Мельбурну всю правду? Он будет смотреть на тебя по-другому и, конечно, найдет способ избежать женитьбы.
Мельбурн знал и все еще смотрел на нее по-прежнему. Он все еще хотел жениться на ней. Хотя ее мать и не права в отношении Себастьяна, однако верно оценивает ситуацию, если речь идет об обществе. Все возненавидят ее отца, с отвращением будут вспоминать, как охотно искали его общества. Мельбурн может оградить ее от этого, но взамен это затронет его.
– Я иду спать, – сказала Жозефина, собрав шитье и вызвав Кончиту. – И я все-таки хочу, чтобы ты предложила ему выкупить землю, которую он продал. Никто не должен страдать или умереть из-за его мечтаний. Это не то, чем я могу гордиться.
Жозефина поднялась в спальню раньше Кончиты, подошла к незапертому окну и распахнула его. Она могла задаваться вопросом о причинах выйти замуж за Себастьяна, но знала, что она хочет этого брака не из-за желания получить защиту в теперешних сложных обстоятельствах.
Ей было важно уяснить для себя, страдает ли она той же болезнью, что и отец, владеет ли ею та же потребность казаться более важной персоной, чем она есть на самом деле. Ей ведь нравится, что Себастьян заставил ее почувствовать себя оцененной, драгоценной, возвеличенной.
– Нет, – ответила она самой себе, присев на краешек кровати.
С Хейреком она имела бы такую же возможность получить титул и узаконить свое социальное возвышение. Она, возможно, сделала бы это, не удиви ее Себастьян в этой самой комнате. Но когда она вообразила жизнь с Хейреком… это не имело ничего общего с тем трепетом и восторгом, который охватывал ее при одном только взгляде на Себастьяна.
И он нуждается в ней. Он предпочел ее не потому, что она принцесса, богатая наследница или умеет убедить людей расстаться с деньгами. Он ценил ее за ее личностные качества – за ее душу и ум. Когда они встретились в первый раз, она видела его одиночество, слышала это в отстраненных, холодных интонациях его голоса. За последние дни одиночество, казалось, оставило его, и Жозефина думала, что именно она тому причиной. Это было безрассудное, сильное, пьянящее чувство, которого она никогда не ожидала испытать, но от которого теперь не хотела отказываться.
В его обществе она стала другой и сейчас нравилась себе больше той, какой была прежде.
Еще несколько дней. Только несколько дней, и она узнает, заслужила ли она жизнь с Себастьяном, о которой мечтала, или ей придется одной бежать в ночь.
Глава 21
– Доброе утро, ваша светлость, – приветствовал Стэнтон спустившегося Себастьяна.
– Доброе утро. Моя дочь проснулась?
– Она в маленькой столовой.
– Спасибо. Я дома только для родных и королевской семьи Коста-Хабичуэлы. – Он пошел по коридору.
– Хорошо, ваша светлость. Лорд Шарлемань прибыл пять минут назад. Он с леди Пип.
Ах, Шей. Себастьян вздохнул. Этим утром ему совсем не хотелось препираться, его тянуло глупо улыбаться без всякой причины, но он не уклонится от спора. Для мужчины зрелого возраста, который столько лет управлял такой могущественной страной, как Англия, стремление быть рядом с Жозефиной могло бы быть сугубо приватным делом, которое не может качнуть земную ось. Но для Себастьяна сейчас не было ничего более важного, чем это.
– Нужно, чтобы никто не нарушал нашего уединения.
– Я прослежу.
Себастьян открыл дверь столовой:
– Доброе утро.
Пип бросилась к нему и потянула его за руку к месту в торце стола.
– Тебе нужно поговорить с дядей Шеем, – сказала она и отпустила его руку, чтобы отодвинуть тяжелый стул.
Шарлемань сидел на своем старом месте по правую руку от Себастьяна, тарелка Пип стояла
